Виталий Вавикин - Блики, силуэты, тени
Свон молчал. Молчал и Алан Саркисян, наблюдая, как планета, давшая ему жизнь, катится в небытие.
История двадцать вторая. Ангелы знания
Билл Ноймнец был ученым. Почти гением. Он исследовал грани, границы. Восприятие, миры, алхимия пространства и времени. Он задавал ритм. Он поражал открытиями. Все дальше и дальше. Все глубже и глубже в пучину этой затянутой в ночь науки, на дно, в безграничную бездну. И ветер свистел в ушах от этого падения в небо, к ангелам знания, к богу науки. И бог открылся ему, явил свой лик. Бог знания. Бог мудрости. Бог открытий. И ужаснулся Билл Ноймнец своей дерзости. И хотел он сбежать. Но двери уже были открыты ему. И лился из них свет. И слепил этот свет. И видел он там начало и конец всего. Жизни, смерти, света, тьмы, любви, ненависти…
«Я зашел слишком далеко», — понял Билл Ноймнец.
Он трижды пытался лишить себя жизни. Пытался закрыть проклятые двери, из которых лился свет знания, свет вселенской мудрости. Трижды в первый месяц. Но явившийся ему бог не позволял умереть. Билл Ноймнец резал себе вены, бросался под машину и прыгал с Бруклинского моста — ничего. Так же принятый цианид — лишь несварение желудка. А свет из открытых дверей знания уже заполнял известный ему мир. Свет, который вел во тьму, в конец.
Клэр Паттерсон узнала его в тот день, когда уставшие санитары неотложки отправили свихнувшегося ученого в сумасшедший дом.
Клэр пыталась лечить его психотерапией, пыталась найти истоки болезни в детстве, несчастной любви, неудачах. Затем перешла к шоковой терапии, препаратам.
— Просто сделайте мне лоботомию, — говорил все это время Ноймнец. — Только так мы сможем закрыть эти двери.
— Какие двери? — спрашивала Клэр.
— Двери в пустоту.
— Очень интересно.
— Я видел бога знания.
— И какой он?
— Я видел небеса знания.
— И что там?
— Этот свет сожжет нас всех.
— Какой свет?
— Свет моих знаний! Я должен умереть! Должен забыть!
— Так ты поэтому пытался совершить самоубийство?
— Это жестокий бог. Он не дает мне умереть. Поэтому вы должны сделать мне лоботомию.
— А что ты хочешь забыть?
— Все.
— Потому что это причиняет тебе боль?
— Потому что это убьет мир, если кто-то узнает об этом.
— Расскажи мне.
— Я не могу.
— Поделись этой ношей со мной.
И когда Ноймнец отказывался, Клэр снова отправляла его на шоковую терапию. Электроды к вискам. Электрический треск. Вспышки света. И двери открываются шире. Вернее, не двери, нет. Ворота, за которыми знание, ведущее в небытие.
Когда, вернувшись после процедур в палату, Ноймнец снова обретал дар речи, он пытался объяснить это своему врачу. И снова Клэр слушала. И снова искала причины в его детстве, выписывала таблетки и назначала процедуры. Но когда наступала ночь, ангелы знания приходили к Ноймнецу и говорили:
— Расскажи о нас. Расскажи! Расскажи!
И однажды Ноймнец сдался, надеясь, что так он сможет победить. Он рассказал обо всем Клэр — взял ее за руку и отвел к чертовым воротам, из которых лился дьявольский свет абсолютной мудрости, конца всего.
— Теперь вы понимаете, почему должны сделать мне лоботомию? — сказал Ноймнец своему врачу.
Клэр молчала. Смотрела в пустоту и думала об увиденных воротах в небытие. Думала о полученных знаниях.
Она покинула палату Ноймнеца, вернулась домой. Но свет уже проник в ее глаза. Белый, холодный, безжизненный. Семья: муж и двое детей. Мальчики. Клэр смотрела на них, но видела лишь свет знания, которым поделился с ней Ноймнец. Свет науки. Свет из темноты. Холодное небо. Смерть.
— Чертова работа, — бормотала Клэр, но дело было не в работе. Нет. Она заглянула за грань — добровольно, не ведая о том, что ее ждет. И теперь эта грань смотрела в нее холодными голубыми глазами. И невозможно было игнорировать это.
Клэр пыталась бороться с этим больше месяца, затем решила открыться Билли Ноймнецу. Он слушал ее и улыбался.
«Безумец! — думала Клэр, ругая себя за откровенность. — Просто безумец».
Но идея о том, чтобы сделать ему лоботомию, уже не казалась такой дикой. Несмотря на запреты, несмотря на последствия. А яркий свет все лился и лился в сознание Клэр из открытых Ноймнецом дверей. Свет знаний, способный уничтожить все, что она любит, если позволить ему просочиться в этот мир. Свет науки. И Билли Ноймнец кричит об этом свете. Кричит всем, кто готов слушать. И когда-нибудь найдутся люди, которые отнесутся к нему серьезно. Обязательно найдутся. Тогда свет зальет этот мир и настанет конец.
Клэр пришла в клинику поздней ночью. У нее не было специальных инструментов для проведения лоботомии, но она знала, что подойдет и простой нож для колки льда. Нужно лишь пробить кость и рассечь волокна лобных долей мозга. Операция проста. Можно провести ее самому себе — именно так и сказала Клэр, войдя в палату Билли Ноймнеца.
— Если я сделаю это сам, то эти ангелы не позволят мне умереть, не позволят забыть, — сказал Ноймнец. — Если бы все было так просто, то я бы давно убил себя. Можно лишь обмануть их. И вы должны помочь мне, доктор Паттерсон.
Клэр покинула клинику спустя час, понимая, что только что поставила крест на своей карьере. Возможно, будет суд и ее отправят в тюрьму. Билли Ноймнец превратился в овощ, в бессловесную примитивную божью тварь, изо рта которой течет слюна, а в глазах ничего нет, кроме пустоты.
Клэр думала, что не сможет больше спать, но, едва вернувшись домой, легла в кровать, сразу же забылась дремотой. Видений не было. Нет. Только темнота. Не было и света. И открытых дверей. Не было в эту ночь.
Клэр проснулась почти в полдень и долго лежала, боясь открыть глаза и вернуться в реальность. Она решила, что не пойдет на работу. Там будут задавать вопросы, там будет много проблем, а здесь, в семье, все тихо и спокойно. И нет света. Этого холодного света знаний. Или же есть? Клэр вздрогнула. Холодное небо нависало над ней, над ее домом, над ее семьей. Холодное, беспощадное небо науки.
Она соскочила с кровати и спешно оделась. Яркий свет вспыхивал в голове. Но почему? Неужели операция не помогла? Неужели она сделала что-то не так? Или же это те самые ангелы знания, о которых рассказывал Ноймнец, вылечили его? Иначе почему она видит это?
— Что ты сделала с Ноймнецем? — спросил старый врач, когда она пришла в клинику.
В его грустных, выцветших от прожитых лет глазах было удивление и растерянность. Клэр так и не нашлась, что ему ответить. Да и как объяснить причины, побудившие ее провести лоботомию. Как объяснить, не посвящая в эту страшную тайну знания? Нет, она не допустит ошибок Ноймнеца, не испортит жизнь больше никому, не скажет ни слова.
