Юрий Слащинин - Боги в изгнании (Художник В. Шершнев)
— Путаешь понятия, — вернулся к столу Тадоль-па. — Мнение становится общественным не потому, что его навязали большинству. Наоборот, большинство принимает это мнение от своего индивида как ответ на возникшую задачу. Поэтому разумнее не противопоставлять себя «умникам», а создавать им условия для того, чтобы они свободно находили своих сторонников и несли в жизнь новые истины… Что касается ссылки на могущество, то, должен сказать, это древнейшая уловка. Идет к нам, наверное, с тех времен, когда первый наш пращур вооружился дубинкой. Потом потрясали копьями, пушками, ядерными бомбами и требовали себе особых привилегий.
— А я бы предложила для всех один закон, — сказала Кари и, выждав, когда все взгляды собрались на ней, договорила: — Любовь!
Ее слова, заметила Кари, вызвали какую-то странную реакцию.
— Красиво, — сказал Ригцин, потупясь.
Смутились и отвели взгляды Тадоль-па и молодые дежурные по обслуживанию Центра Ерик и Барбан, а Минтрал крутил головой, чтобы не смотреть ей в лицо, и вышел из-за стола, пробормотав:
— Любовь не бывает вечной.
— Разве? — с уличающим удивлением следила за ним Кари, не понимая, что произошло. Почему любовь вызывает у них смущение?
— Я любил Даву… И наше с ней останется здесь, — стукнул Минтарл себя в грудь и вновь уперся взглядом в Кари. — А что может дать любовь обществу?
— Ничего, — улыбнулась Кари таинственно, — кроме самой себя.
— Какая же тогда обществу польза от моей к Даве любви?
— А какая польза от законов, которые вы тут придумываете для нас?
— Закон вносит порядок.
Короче, приносит условия игры. Так делай, а так — нет… Делаешь хорошо — получишь благо, плохо — наказание. Все законы — это частокол, который ведет стадо в нужном направлении. Но мы уже не стадо, нам не потребуются большие загоны и пастухи с дубинками, копьями и ядерными бомбами. Поймите, наконец, нам нужна любовь. Всеобщее состояние постоянного внутреннего расцвета как единая для всех форма жизни. Тогда не потребуется придумывать наказания и поощрения, любовь сама поведет каждого делать добро, и научит, и вдохновит.
— Не бороться, а терпеть, — кольнул ее Минтарл, — и не просто терпеть, а еще радоваться тому, что служишь им, восхищаться, боготворить.
Кари перевела непонимающий взгляд с Минтарла на Тадоль-па.
— Да, Кари, — кивнул он. — Именно то, о чем ты говоришь, кселензы взяли на вооружение. По всей Кселене идет насильственное внушение диктатом чувства любви к кселензам. Сопротивляющихся казнят, прошедшим акт влюбления позволяют появляться в кварталах кселензов и проявлять чувства боготворения кселензов, провозглашенных богами.
— Не может быть, — обмерла Кари и трясла головой, отказываясь верить. — Как он мог такое?… Насильно!
— А разве ты полюбила его добровольно? — взял Кари за руку Тадоль-па и смотрел пристально в глаза. — Ты же любила Эйлева. Да или нет?
— Любила… — вздохнула Кари.
— Значит, диктат! Насильно!
Кари отняла у него руку, отвела глаза. Но Тадоль-па не отступал от нее, допытывался:
— А ты счастлива?
— Очень.
— Пусть так. А могла бы ты ради него отказаться от борьбы и бросить нас, перейти на его сторону?
Кари задумалась, воссоздала образ Ворха. Какое-то время лицо его то появлялось, то растворялось в мерцающей зыби, но усилием воли Кари заставила его определиться с такой ясностью, что казалось, можно было разглядывать его черты. Этого уже было достаточно для телепатической настройки, и она отпустила мысль в поиск, как стрелу в полет, и тут же увидела Ворха уже не воображаемого, а такого, каким он был в этот момент — устало входящим в покои отдыха. Теперь осталось сфокусироваться и…
Раздался хлопок — в кресле остались скомканное платье и блокатор биокристалла.
— Вот и ответ тебе, — заключил Минтарл.
Тадоль- па молчал, опустив голову, потупив взгляд.
День пролетел незаметно, оставив ощущение обессиливающей пустоты. Казалось, из тела ушла энергия. С трудом передвигая ноги, Ворх добрался до внутренних апартаментов отдыха с единственной мыслью: поскорее повалиться в постель.
Уже готовый броситься в кровать, Ворх почему-то вспомнил Кари, как бы увидел ее перед собой. Видение исчезло, и тут же он уловил в комнате чье-то присутствие. Оглянулся — в кресло опускалась Кари. Она была совершенно обнажена. Мелькнула догадка: уже сплю. Сидя на кровати, Ворх расстегивал одежду и разглядывал Кари как посетившее его сновидение, в чем все больше убеждался, видя ее неестественную, какую-то фантастическую красоту. Она и раньше была красивой, но сейчас ослепляла. Видение Кари исторгло волну воспоминаний и тоски. Захотелось увидеть ее живой, стиснуть в объятиях и ласкать, упиваться, любить.
Кари коснулась пальцем бионика. Он вздрогнул: значит, не… Отыскал в кармане блокатор, но он выскользнул из рук Ворха и уплыл к ней; Кари заблокировала им свой бионик. Он достал новый блокатор, надел его, склоняясь к подушке, и, когда потерял ощущение ментального пространства, вновь поднялся и уставился на Кари.
— Как ты появилась здесь?
— Во сне, — улыбнулась Кари.
— Да, мне показалось — снишься… Я и сейчас не верю.
Он протянул к ней руки, но Кари осталась неподвижной. Продолжала смотреть на него то ли любуясь, то ли раздумывая. А Ворх уже не мог сдержать охватившего его порыва чувств, рванулся к ней и вдруг — нет, этого не может быть! не должно быть! — натолкнулся на невидимую упругую стену. В первый момент она поддалась его напору, но тут же легко оттеснила в прежнее положение.
— Ты… ты не веришь мне? — спросил он с растерянностью. — Тогда… зачем здесь?
— Не знаю. Захотелось увидеть. Не надо было?
— Надо. Но зачем тогда барьер?
— Он всегда был.
— Что ты имеешь в виду?
— Твой ум, — вздохнула Кари.
— Но я люблю тебя.
— Твой ум не любит. Все взвешивает, рассчитывает, вооружается. Я не осуждаю тебя, нет. Такова наша природа — быть готовыми к борьбе. Даже в любви, — грустно улыбнулась Кари. — Поэтому не понимаем друг друга.
— Может, ты и права. Конечно, права, — говорил Ворх с самоиронией. — Мы пришельцы из прошлого, где жизнь — борьба за существование.
— Вам плохо существовать?
— Плохо вам. И потому я должен, обязан предпринять нечто облегчающее судьбу народа.
— И приказал реставрировать религию? — иронизировала Кари. — Бог всегда был прекрасный надсмотрщик: не укради, не убей, не ленись — лучше не придумаешь. Поздравляю. Не пойму лишь, зачем тебе понадобилась насильственная любовь?
— Для счастья! — ответил Ворх, выдерживая ее взгляд. — А почему бы и нет?! Вот я люблю тебя, и весь мир для меня прекрасен. Даже когда тебя нет со мной, я все равно счастлив от одного сознания, что ты есть, ты у меня в груди. И я ради тебя…
