Сергей Смирнов - Хроника лишних веков (рукопись)
— Брат мой Аэций, неужели ты не прозрел, зачем он послан к нам, ко мне и к тебе? — удивился Аттила.
Полагаю, у меня с Аэцием возникло одинаковое выражение на лицах.
Аэций помолчал и неторопливым тяжелым жестом пригласил рассаживаться. Я, наконец, догадался, кто гость в этом шатре, а кто хозяин. Мы опустились на тюфяки. Между нами возник кувшин подогретого, с парком, вина, сладости, похожие на рахат-лукум… Аэций протянул большую руку и разлил сам — Аттиле, себе и напоследок гиперборейцу.
— Брат мой Аэций, — глубоко и довольно вздохнул Аттила. — Твоим коням и тебе — сила!
Аэций отхлебнул первым.
— Лёгкое вино, — оценил Аттила и спросил: — Чьё?
— Моё. С моих галльских виноградников, — ответил Аэций.
— Эта земля нашей встречи ещё не твоя? — поинтересовался Аттила.
— Вожак готов, Теодорих, запросил дорого.
— О нём речь впереди…
Аэций не стал кивать — опустил на миг веки.
— Брат Аттила, у тебя появилась цель удивить меня? — без недоумения, вкрадчиво вопросил он.
— Какие у нас цели?! — словно бы изумился царь гуннов. — Цели над нами, а здесь, внизу, — только средства к их достижению. Это твои слова… Ты говорил их пятнадцать лет назад, в Бургундии. Так умно говорят только римляне. А эллины — еще умнее… Я помню. А ты, брат?
На этот раз Аэций кивнул.
— Вот кто, — левой кистью Аттила указал на меня, — подтвердит твои слова… Ведь тебе о нём доносили. Ты хотел узнать о нём больше. Ты посылал людей — узнать больше. Я не ошибаюсь.
— Да, бывают слухи, отгоняющие скуку, — признался римлянин.
— Он сказал мне день смерти. Сказал точно, как мог подумать только я сам. Мои колдуны врут мне, я их по шерсти глажу… Вот этот чужак скажет тебе, как мне… Ты поймёшь, брат мой Аэций, что мы остались вдвоём. Одни… и последний раз поднять седло… вот зачем он нам. Правда в моих словах, гипербореец?
Он сделал ударение на слове «моих».
— Вижу, что истинным прорицателем снова быть не мне, — решил я на всякий случай смягчить обстоятельства.
— Не ползай, как муха в меду, — рыкнул Аттила. — Твоё слово. Скажи.
— Правда будет нелегка, базилевс… — предупредил я.
— Не для меня теперь. — Аттила торжествующе улыбнулся римлянину.
— Скажи, посланник богов, скажи, — кивнул Аэций.
«Доставь удовольствие своему свирепому господину», — услышал я в словах Аэция.
— Мне уже за пятьдесят, — вздохнув, добавил Аэций для смелости — то ли для своей, то ли для моей. — Мне довольно. Если ты подаришь мне ещё пару дней, буду рад.
Аттила коротко и очень сухо, с треском, рассмеялся:
— Мы тут все трое — лучшие в мире прорицатели… Может быть, в тебе, Николаос, скрывается от гнева богов сам властитель гиперборейцев?
Искушение нарастало с каждым мгновением, с каждым ударом сердца.
— Эта загадка давно мучает меня, — ответил я. — Кто же от кого прячется…
Аттила рассмеялся так же. С треском раскалённой головешки.
— Мой брат Аэций ждёт твоего подарка.
— У игемона Аэция, — услышал я свой, глухой провидческий глас со стороны, изрекавший на эллинском, — на год больше, чем у тебя, базилевс.
Лицо Аттилы окаменело, у Аэция же — засветилось каким-то бледным и хладным огнём.
— Хорошо сказал, гипербореец, — с бесчувственной медлительностью проговорила голова Аттилы и повернулась на неподвижном теле к Аэцию. — У тебя впереди долгая жизнь, брат мой…
— Сегодня не время для мелких огорчений, — усмехнулся Аэций.
Аттила ткнул в меня перстом, рука его застыла в воздухе.
— Три года… — войдя в роль, охвачен ею, обронил я. — Как только наступит осень…
Аттила убрал руку. Два титана пристально смотрели друг на друга.
— Я люблю осень, — сказал Аэций. — И не стану жаловаться на судьбу… Обстоятельства значат мало, но всё же любопытны.
Вино в моем бокале, настоящем, стеклянном, было очень-очень тёмным…
Я стал вещать с душевным участием:
— Игемон Аэций, я не желаю никаких обстоятельств, но не я им хозяин… Тебя убьёт рука императора…
— Какого императора? — шевельнул губами Аэций и остро прищурился.
— Всё того же… — почти удивился я. — Валентиниана. Третьего по государственному счёту.
Аэций кивнул… потом кивнул ещё раз — с улыбкой:
— Так или иначе она убьёт меня, в этом тайны нет.
— Но это будет именно его рука.
Аэций приподнял бровь:
— А чей меч?
— Не помню… — проговорился я.
— Как хорошо сказал гипербореец! — понравилось Аттиле. — «Не помню»… Не худший конец, брат мой Аэций.
— О да! — согласился Аэций мне на радость. — Пожалуй, лучший из тех, что я перебирал в уме.
И вдруг на правой щеке Аэция стало медленно проявляться багровое пятно. Аэций посмотрел на меня. Менее всего я ожидал от него такого благодарного взгляда.
— Вот теперь мы можем поговорить о наших делах, мой брат Аэций, — решил Аттила.
— Пора, брат мой Аттила, — чинно кивнул римлянин.
Я стал подниматься. Без спросу.
— Сядь, гипербореец! — приказал Аттила. — Брат мой Аэций, наша встреча стоит того, чтобы посол богов присутствовал на ней.
Римлянин пошевелил складками пурпурной тоги.
— Нам предстоит тяжелый день, — сумрачно проговорил он.
Лицо Аттилы остыло вдруг:
— День будет стоить нашей встречи… Беда тому, кто станет беречь силы.
— Ты доверяешь прорицателям больше, чем я, — заметил Аэций.
— Да, я — варвар, — резко бросил Аттила.
— А я десять лет ел с тобой из одного котла, — примирительно добавил римлянин.
Я же догадался, что никаких обид не было. И нет.
— Было, — точь-в-точь как сам Аэций, кивнул Аттила. — Скажу: Сангобан труслив и не видит дальше конского уха.
— Знаю, — кивнул Аэций.
Сангобан, с трудом вспомнил я, был вождём алан, и в Каталаунской битве он сражался на стороне Аэция.
И вспомнил я ещё про игральные кости стратегов. И едва сдержал усмешку.
— Но его нельзя отпускать. Он нужен нам обоим, — сказал Аттила, — и не в дровах, а прямо в котле.
— Я уже положил его в котёл, — улыбнулся Аэций. — Он встанет в центре. Я подопру его со всех сторон. Это прибавит ему храбрости и отваги.
— Согласен. Тогда в центре останусь я сам. Придержи своих коней, пусть турмы не спешат в бой. Я не люблю оглядываться через правое плечо.
— Пусть так. Но, чтобы турмы не совсем не стояли на месте, нужно раздразнить Ардариха, и гепиды не должны спать в сёдлах. Ведь правый фланг ты оставил за ними, верно?
