Брайан Олдисс - Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)
– Лучше будет, если мы сейчас же сойдем на берег, – сказал он.
– Я бы предпочла остаться в лодке, – отозвалась Яттмур, с тревогой глядя на зловещий пик почти правильной формы, вздымающийся перед ними. Но Грин подал ей руку, и она послушно перебралась через борт лодки на сушу вслед за своим мужчиной.
Он услышал, как стучат от холода и страха ее зубы.
Она стояли на незнакомом берегу, оглядываясь по сторонам в поисках опасности.
Над их головами без остановки продолжали кружить семяптицы. Наклоняясь то в одну сторону, то в другую, семяптицы меняли направление полета без единого взмаха крыльев. Семяптицы парили высоко в небе над океаном, но даже с берега было слышно, как, подобно надутым ветром парусам, скрипят под напором набегающего ветра их деревянные крылья.
Услышав над своей головой эти звуки, Грин и Яттмур взглянули наверх. То, что семяптицы здесь, означило, что Лес где-то близко. Летучие растения начали замедлять свой полет и опускаться, их круги делались все уже и уже.
– Они заметили нас? – спросила Яттмур.
Нужно было быстро выбирать себе укрытие. Можно было попытаться спрятаться под лодкой или быстро нырнуть в кусты, с которых начинались здесь джунгли, полосой окружающие отлогий берег. Лодка останется на виду и даже если семяптицы не смогут под нее пробраться, людям будет оттуда некуда деться; не раздумывая больше, Яттмур и Грин бросились под прикрытие кустов.
Теперь семяптица уже отвесно пикировала к берегу. Размах ее крыльев при этом так и не изменился. По-прежнему широко раскинутые в стороны, крылья семяптицы гудели и вибрировали от набегающего все сильнее и сильнее потока воздуха.
Имея совершенно растительную суть, семяптица отчасти напоминала собой тех истинных пернатых, что некогда наполняли собой небо Земли. Последние настоящие птицы исчезли много тысячелетий назад, вскоре после того, как солнце, приближаясь к заключительной фазе своего существования, начало испускать дополнительную энергию. Со всей небрежностью господствующего класса, семяптица копировала форму тела и повадки теплокровных птиц, при этом сохраняя все преимущества ныне главенствующих растений. Вибрирующий звук трепещущих крыльев птицы разносился по сторонам, наполняя собой небеса.
– Неужели она заметила нас? – спросила Яттмур, выглядывая из зарослей. В тени нависающего над их головами утеса царил полумрак и холод.
Вместо ответа Грин просто крепко сжал ее руку, не отрывая от неба взгляда прищуренных глаз. Он был испуган и испытывал гнев и потому не решался говорить наверняка. В его голове замолчал даже сморчок, лишив его привычных советов, устранившись и дожидаясь развития событий.
Еще через несколько мгновений стало ясно, что неуклюжая птица не сумеет вовремя изменить направление своего полета и наверняка врежется в землю. Растительное крылатое стрелой неслось вниз, тень его тела скользнула по кустарнику, на ближайшем дереве, мимо которого промчалась птица, зашумела листва – после чего мгновенно наступила тишина. Никакого удара не последовало, сколько люди не прислушивались, несмотря на то, что птица должна была врезаться в землю не более чем в пятидесяти футах от них.
– Живые тени! – воскликнул Грин. – Неужели что-то проглотило птицу прямо налету?
Он попытался представить себе нечто настолько огромное и обладающее пастью настолько широкой, что туда способна была вместиться вся семяптица целиком, и содрогнулся при мысли об этом.
Глава семнадцатая
Замерев, они стояли и ждали, но ничего не нарушало тишину.
– Птица исчезла, словно призрак! – воскликнул Грин. – Давай пойдем и посмотрим, что там с ней случилось.
Вцепившись в руку Грина, Яттмур не позволила ему двинуться с места.
– Мы совсем не знаем эту землю, здесь нас может ожидать столько опасностей, – сказала она. – Беды сами найдут нас, так что давай не будем пока искать их на свою голову. Мы еще ничего не знаем о том, куда мы попали. Сначала нам нужно узнать, что это за остров и сможем ли мы тут жить.
– Я предпочитаю идти навстречу опасности, чем дожидаться, когда опасность сама найдет меня, – ответил Грин. – Но, возможно, ты права, Яттмур. Что-то внутри меня говорит, что это место недоброе. Интересно, куда подевались глупые толстобрюхие рыболовы?
Выбравшись обратно на берег, они медленно двинулись вдоль океана, все время оглядываясь по сторонам, высматривая опасность и следы своих незадачливых спутников. С одной стороны от них расстилалась гладь океана, с другой поднимался крутой склон горы.
Следы людей живот-деревьев обнаружились довольно скоро.
– Они были здесь, – крикнул Грин, бросаясь к полосе зелени.
Разнообразные следы на песке и кучки кала отмечали, где прошли толстобрюхие рыболовы. Следы тянулись в одну сторону, хотя многие цепочки следов сворачивали туда и сюда, пересекаясь друг с другом; нередко попадались также и отпечатки рук, что означало, что рыболовы спотыкались друг о друга и падали, потом поднимались, опираясь о песок. По следам отлично было видно, как неуверенно и боязливо вели себя рыболовы, как медленно и нерешительно они продвигались вперед. Проследовав недолго вдоль берега, рыболовы углубились в заросли небольшой рощи деревьев со скудной и жесткой, почти кожистой листвой, растущих между песчаной прибрежной полосой и утесом. По их следам Грин и Яттмур тоже свернули в рощицу, но, заслышав глухие звуки, остановились. Откуда-то неподалеку доносились стенания.
Вытащив нож, Грин заговорил:
– Кто бы ты ни был, вылезай, пока я не вытащил тебя оттуда силой, – сказал он, глядя на кусты, произрастающие на песчаном пятачке, откуда им с трудом удавалось вытягивать питательные соки.
Стоны усилились, превратившись в надсадный и жалобный плач, в котором уже можно было разобрать отдельные слова.
– Это толстобрюхие! – воскликнула Яттмур. – Или один из них! Наверно, это один из раненных, так что не кричи на него и не пугай.
Глаза Яттмур уже привыкли к тени и, забравшись в кусты с жесткими листьями, она опустилась там на колени посреди травы-осоки.
Под кустами, прижавшись друг к другу, лежали четверо рыболовов, один из которых не переставал стонать. При виде неожиданно появившейся Яттмур ближайший к ней рыболов в испуге отпрянул, перекатившись на другой бок.
– Не бойся, я ничего тебе не сделаю, – проговорила Яттмур. – Вы ушли из лодки, мы потеряли вас и вот теперь ищем.
– Слишком поздно, потому что наши сердца разбиты от того, что вы не приходили прежде, – запричитал рыболов, и слезы покатились по его щекам. Одно из его плеч было покрыто подтеками засыхающей крови, вытекшей из длинных порезов причиненных материнским живот-деревом, но осмотрев рану, Яттмур убедилась, что порезы неглубокие.
