Виталий Вавикин - Блики, силуэты, тени
— Тише! — она вышла к нему навстречу, вытирая заплаканное лицо.
— Какого черта здесь случилось?
— Я не знаю. Я ничего ему не сделала. — Франческа сняла с вешалки детскую одежду. — Отвези нас, пожалуйста, к моей матери.
Они вышли на улицу, сели в машину.
— А ну стой! — заорал Джузеппе, выбегая из дома следом за ними.
— Поехали! — Франческа тронула Матео за плечо.
— Я поговорю с ним.
— Не нужно.
— Еще как нужно! — Матео вышел из машины.
Джузеппе был старше и крупнее него. В его глазах горело безумие. Матео казалось, что он чувствует своей кожей жар ненависти. Гнев разрывал Джузеппе на части. На губах застыл хищный оскал. Он не хотел разговаривать. Он хотел крушить, продолжать погром, устроенный в доме, ломая следом за мебелью чьи-нибудь кости. Матео предусмотрительно попятился. Все, что он хотел сказать минутой ранее, вылетело из головы. Теперь был только страх.
Страх заставлял его бежать. Ветви кустарника больно хлестали по лицу. За спиной слышались проклятия Джузеппе. Он хотел лишь одного — догнать этого ублюдка и сломать ему шею. Но, как ни странно, вышло все с точностью до наоборот. Земля под ногами Джузеппе внезапно исчезла. Лишившись опоры, он несколько раз взмахнул руками и испуганно вскрикнул. Дубовая роща мелькнула перед глазами пышными сводами. Джузеппе упал на дно оврага, сломав шею. Какое-то время ему казалось, что он умер. О жизни напоминал лишь металлический вкус крови, наполнившей рот, да запах перегноя.
Этна. Женщина с рисунка, который нашла в тетрадях отца Франческа. Ее голос заставил Джузеппе поверить в то, что он жив. Вернее, не голос, нет… Это был далекий колокольный звон.
— Твои истории ждут тебя, — сказала Этна, склоняясь к Джузеппе. — Твои подвиги в твоих руках.
Ее прикосновения были нежны, но Джузеппе не чувствовал этого. Его тело больше не принадлежало ему. Так же, как и разум, заключенный в этом теле.
7
Врачи ушли, оставив Франческу одну. Месяц ожиданий, и вот теперь они сказали, что не могут ничем помочь. Можно только ждать. Но сколько? Франческа смотрела на своего мужа. Он лежал на кровати. Его глаза были открыты. Взгляд устремлен в потолок.
— Я не виноват в этом, — сказал Матео в ту злополучную ночь.
Франческа верила ему. Даже если бы он сказал, что, защищаясь, ударил Джузеппе, она все равно бы не осудила его. Косые взгляды врачей смущали лишь поначалу. Если они хотели осуждать ее, то это было их право. Супружеская неверность — еще не повод для линчевания. Всегда можно найти виноватых и всегда можно оправдать виновных.
Франческа села на стул рядом с Джузеппе. Ни жив ни мертв. Просто тело, за которым нужно ухаживать. Это был его дом, его кровать. Слюна вытекла у него изо рта и заструилась по щеке. Франческа вытерла ее и подложила ему под голову полотенце. Скоро его нужно будет покормить, а через пару часов после этого вынести из-под него дерьмо. Словно ребенок, за которым надо ухаживать, но которого не обязательно любить.
— Не нужно было забирать его из больницы, — сказала Франческе мать во время телефонного разговора. — Они не имели права заставлять тебя делать это.
— Имели. Я его жена, это его дом.
— И что, ты теперь должна ради этого овоща жертвовать своей жизнью? Он чуть не убил тебя и твою дочь!
Франческа промолчала.
— Тебе нужно подать на развод.
— Я знаю.
— У тебя еще вся жизнь впереди…
Повесив трубку, Франческа прошла на кухню. Большая часть мебели в доме была сломана, почти вся посуда разбита. Последний месяц Франческа жила у матери. Она вернулась в этот дом всего пару дней назад. Вынесла на улицу сломанные стулья, подмела пол, выбросила разбитый телевизор, вазы и пару торшеров. Остальное было слишком тяжелым, поэтому она просто закрыла двери в гостиную и на кухню, когда приехали врачи.
Сейчас, сидя за покосившимся столом, она смотрела на упавший холодильник и слушала пение птиц, доносившееся с улицы сквозь разбитые окна кухни.
— А что я теряю? — спросила себя Франческа, взяла телефон и позвонила Матео. — Ты бы хоть приехал, помог мне убраться.
— Сейчас?
— Ты боишься, что соседи увидят тебя здесь?
— Я просто не хочу, чтобы они болтали лишнее о тебе.
— Какая теперь разница? Все и так уже все знают.
8
Они лежали на диване, укрывшись одеялом.
— Спасибо, что остался на ночь. — Франческа прижалась к Матео и закрыла глаза…
Он проснулся в начале третьего и вышел на улицу покурить. Ночь была теплой и тихой. Этна стояла за оградой, наблюдая за ним.
— Кто ты? — спросил Матео, подходя к ней ближе.
— Та же, кто и ты.
— В каком смысле?
— Ты спишь с женой, а я спала с мужем, — она улыбнулась. — Мы просто любовники, ведь так?
— Джузеппе… Ты знаешь, что с ним случилось?
— Знаю.
— Если захочешь навестить его, то можешь зайти днем. Думаю, Франческа не станет возражать.
— Он мне не нужен.
— Зачем тогда ты пришла сюда?
— А зачем ты вышел курить на улицу? Джузеппе всегда курил дома.
— Просто захотелось.
— Считай, что мне тоже просто захотелось.
— Вот как. — Матео прищурился, разглядывая ее лицо. — А ты красивая.
— Значит, если я тебя о чем-то попрошу, ты это сделаешь?
— Смотря что.
— У Франчески есть тетрадь. Не ее тетрадь. Ты можешь принести ее мне?
— Почему бы тебе не спросить об этом Франческу?
— Я спала с ее мужем. Ты забыл? Думаю, тебе несложно будет поставить себя на мое место.
— А если я откажусь?
— А если я скажу, что буду завтра ждать тебя?
— Где?
— Недалеко от завода есть бар, за ним дубовая роща и поляна, где растут орхидеи…
— Я знаю, где это.
— Тогда завтра в половине двенадцатого.
— Ночи?
— Разве ты хочешь встречаться днем? — Этна прикоснулась рукой к его щеке. — Так ты придешь?
— Да.
Она ушла, оставив в память о себе аромат цветов и волнение.
9
Матео нашел тетради днем. Франческа была в ванной. Он сидел на диване, разглядывая причудливые рисунки. Всего лишь глупые истории, сдобренные извращенными картинками. Его забавляли наивные рассказы и немыслимые позы. Все это было абсурдным, не имеющим смысла. Лишь женщина, попросившая его принести эти тетради, была реальна. Он помнил ее запах, чувствовал на щеке ее прикосновение. Она очаровала его. Он хотел снова увидеть ее, услышать ее голос, возможно, пригласить на свидание. В особенности подкупало то, что платой за это будет жалкая, никому ненужная тетрадь.
