Джералд Керш - Печальная дорога к морю
Тэтчер вошел в холл.
- У вас есть свободные номера?
- Вам одноместный, сэр?
- Да.
- Надолго, сэр?
- Э-э-э... На неделю.
- Вам нужен номер со столом и...
- Да.
- У нас как раз есть такой, сэр, на верхнем этаже, с видом на фасад, за три гинеи.
- Очень хорошо.
- Хотите посмотреть, сэр?
- Да. - Вверх по ступенькам, выше, выше, выше... один поворот, второй поворот лестницы, покрытой зеленым ковром, сверкающей начищенными медными прутьями - бесконечная длинная лестница... мимо множества белых дверей... минуя лестничные площадки.
- Сюда, пожалуйста, сэр.
Тэтчер услышал щелчок замка, увидел свет в комнате, заметил кровать и сказал:
- Спасибо. Мне подходит.
- У вас есть багаж, сэр?
- Нет. Да, он вот-вот прибудет.
- Сэр, обычно...
- О, да. - Тэтчер вынул деньги из кармана.
- Как вас зовут, сэр?
- Извините?
- Назовите ваше имя, пожалуйста, сэр.
- Тэйлор, Джон Тэйлор.
Тэтчер почувствовал, как пот выступил у него на лбу. Он снял пальто, положил револьвер на подушку и бросился ничком на кровать. Он погрузился в сон, как в темную глубокую воду; его стали мучить ночные кошмары; он проснулся. Он спал минут пять, не более. Тэтчер поднялся и сел на кровати, моргая и позевывая; облокотился о перекладину в ногах кровати, вращая барабан револьвера большим пальцем. Тревожная мысль молнией мелькнула в его голове: "Выключил ли я газ в печи?" В мастерской было жарко, как в раскаленной духовке. И эти мухи! Можно было подумать, что они возникли прямо из лужи крови. Узззззззз... зуззизззузз... К утру вся комната будет гудеть и дрожать от них.
Тэтчер положил револьвер в карман и открыл дверь. В отеле было тихо. Он пошел в ванную комнату и пробыл там довольно долго. Сливной бачок ревел, как Ниагара. Тэтчер наполнил раковину холодной водой и опустил голову; он фыркал, плескался; затем протянул руку за полотенцем. Вытирая затылок, он на мгновение замер, уставившись на пол в углу за ванной. Это была бутылочка - маленькая голубая бутылочка. Он поднял ее. Она была шестигранная, из темного рифленого стекла с пометкой: "Яд. Соляная кислота. Опасно для жизни". Он тупо уставился на нее: она была почти полна. Без сомнения, прислуга пользовалась ею для чистки унитаза. Тэтчер огляделся вокруг, глубоко задумался - ни о чем - и, поставив бутылочку на место, вернулся в комнату.
Город окутала тишина. Легкий ночной ветерок перебирал листья - они словно шептались друг с другом. Внизу, под скалами, начался прилив; слышался его спокойный приглушенный шум. "Завтра я поплыву", - подумал Тэтчер. Сейчас он не чувствовал усталости. Он начал ходить по комнате, по ходу проверяя все, что попадалось ему под руку, открывая дверцы и выдвигая ящички. Платяной шкаф, темный внутри, напомнил ему пустой гроб. От умывального столика исходил слабый затхлый запах; верхний ящик выдвигался довольно туго, а в нем что-то перекатывалось и постукивало. Это была крошечная склянка из-под лекарства. Тэтчер открыл ее и понюхал; затем прокрался обратно в ванную комнату, наполнил ее соляной кислотой и на цыпочках вернулся к себе.
У пузырька была отвинчивающаяся крышка. Тэтчер туго закрутил ее. Теперь... что делать теперь? Конечно, надо ее спрятать. Но где? Это было не так уж сложно. Тэтчер открыл свой старенький складной нож и двумя-тремя резкими движениями опытного профессионала вспорол подкладку на спинке пиджака; засунул пузырек внутрь. За отворотами пиджака он всегда носил с собой одну-две иголки. Теперь ему нужна была нитка, и он ругал себя за то, что забыл захватить ее. Что же теперь делать?
- Ах, черт побери, - пробурчал Тэтчер.
Но и тут он не растерялся. Он снял рубашку, распорол нитку, которой была пришита нижняя пуговица; вдел нитку в иголку тем великолепным и ловким движением большого и указательного пальцев, на которое способны только портные и белошвейки, в несколько быстрых стежков зашил подкладку. Едва ли он задумывался над тем, для чего это сделал. Но он знал, что соляная кислота очень ядовита. Возможно, обладание этой жидкостью так же, как и ощущение тяжести в кармане от револьвера Берка, помогали чувствовать себя сильным, менее уязвимым?
Он разделся, посмотрел на свое крепкое, незагорелое тело, отражающееся в зеркале платяного шкафа, и подумал: "Завтра я куплю замечательные белые плавки; а потом... А! Я буду плыть и плыть..."
Свет мешал ему. Он выключил его и сел у открытого окна. В окне второго этажа дома на углу улицы он увидел молодую женщину. Она раздевалась. Она даже не подумала о том, чтобы задернуть шторы. Тэтчер увидел, как она выскользнула из голубого шелкового нижнего белья, а потом исчезла из поля зрения; но все это было совершенно неинтересно. Женщины? Нет, они его не волновали. Вино? Нет, оно ему было не нужно. Он перевел взгляд на ногти. Ноготь на третьем пальце левой руки достигал в длину почти четверти дюйма: он берег его, как знаток вин бережет редкий сорт. Теперь он начал обкусывать его, медленно и сладострастно; он сгрызшего до самой кожи, вздохнул и откинулся на подушку.
Пробил час ночи. Неожиданно сон навалился на Тэтчера. Он даже не почувствовал, как заснул. Он очень устал и находился в глубоком забытьи. Все мысли и тревоги, одолевавшие его, отодвинулись в сторону. Ничто сейчас его не волновало.
Прошло три часа. Нервы Тэтчера, взвинченные до нечувствительности, восстанавливались. Трепет, дрожь, угрызение совести вновь возвращались к нему, а с ними - и все тревожные мысли, не дававшие покоя. Они путались, спорили и боролись друг с другом. Одно за другим из темноты закоулков памяти выползали сомнения и мучили его.
Тэтчеру снился сон. Он плыл глубоко под водой... теплой, желтовато-зеленой водой, а мимо проплывали полупрозрачные рыбы, которые все время меняли свою форму; целые потоки розовых пузырьков кружились вокруг его головы и щекотали щеки. Где-то далеко чей-то голос произнес:
- Это сон.
- О, я хочу посмотреть этот сон, позвольте мне посмотреть этот сон! - закричал Тэтчер и расплакался.
А затем вода стала темнеть, течение становилось все более сильным, унося его с собой, и чудесное зеленое море стало превращаться в царство теней с невыносимыми кошмарами... Поток воды оказался вдруг поездом, экспрессом, который мчался, устремляясь вперед, в бесконечную темную ночь. "Мне надо ехать", - сказал Тэтчер и прыгнул. Струя воздуха подхватила его: он летел, крутя педали невидимого велосипеда. А что будет, если он сломается? Он упал. .Я разобьюсь о землю!.. Я... Из густой красно-малиновой лужи вдруг появились челюсти, которые скрежетали искусственными зубами и хохотали. Оружие, оружие! Он выхватил револьвер Берка и нажал на курок. Челюсти пронзительно вскрикнули. "Поезд!" - раздался чей-то громкий голос... На четвереньках он стал спускаться вниз с железнодорожного полотна, подпрыгивая, больно стукаясь о рельсы, натыкаясь руками на гравий. "Оуууууу!.. Оууууу!" - завывал поезд, с грохотом накатываясь прямо на него, огни светились, как глаза. Да, в самом деле, у поезда были глаза и рот, полный вставных зубов, он приближался с огромной скоростью - не менее тысячи миль в час, - а между ним и сверкающими глазами поезда сидела его обнаженная жена. На ней не было ничего, кроме домашних тапочек, она накручивала кончики длинных темных волос на дуло револьвера, а двое его сыновей танцевали вокруг нее. "Ксйти! Кейти!" - кричал он в ис-ступлении. Но в горле у него все пересохло, и он не мог издать ни одного звука. Она сидела верхом на рельсах, качая мальчиков на коленях. "Кейти!" - прошипел Тэтчер и схватил ее. "А, это ты, Джордж", - ответила она и поцеловала его. Совершенно неожиданно она вновь оказалась молодой. "Кейти, поезд!" Она засмеялась: "Нет, это только молочник. Обними меня и приласкай". Он прижал ее к себе. Вдруг Кейти превратилась в Берка в том виде, в каком он остался в мастерской Тэтчера; из середины красноты защелкали зубами челюсти: "Джордж, перестань кусать ногти!" Затем на него на полной скорости налетел поезд. Он закричал и проснулся, весь в холодном поту от ужаса.
