Святослав Логинов - Лес господина Графа
– Значит, у вас будут другие старейшины, – произнёс ван Гариц вслед уходящей.
Когда ван Гариц подошёл к ожидавшим его спутникам, ван Мурьен спросил безразлично:
– Мы возвращаемся в столицу?
– Нет. Мы идём дальше. Но идём не по лесу, а по дороге, как и следует идти владетелю по своим законным землям.
– В Огнёво никого не окажется.
Приподняв бровь, ван Гариц глянул на мудрого дядю, и тот подавился очередной заготовленной фразой. Что касается солдат, им было всё равно, они радовались, что дальше поскачут по нормальной дороге, а не будут волочиться среди малопроходимой чащобы.
Предостережение ван Мурьена сбылось с математической точностью: деревня, к которой они подошли спустя несколько часов, оказалась пуста. Всё кругом носило следы поспешного и недавнего бегства: похлебка, брошенная в печах, была горячей, на кроснах натянуто грубое деревенское полотно, позабытая курица заполошно металась между молчаливых домов, но кроме этой курицы в деревне не оказалось ни одной живой души. Даже кошки, предчувствуя беду, покинули обжитые места.
А вообще деревня оказалась большой и красиво обустроенной. Дома, рубленные из столетних сосен, полукругом раскинулись над светлым озером, очевидно не слишком богатым дорогой рыбой, но исправно поставляющим мужицкую утеху: ёршиков и снетка. Полей вокруг не было, а покосы и огороды радовали глаз рачительного хозяина. Дома обшиты тёсом, да и крыши были тесовые, каких в других местах ван Гарицу видеть не доводилось. Сразу понятно, огнёвчане жили богато и богатства своего не скрывали. Если вспомнить, что примерно раз в двадцать лет Огнёво, как и должно при таком названии, выгорало дотла, вместе со всеми нажитками, то подобная кичливость казалась просто оскорбительной. Ведь это отец и дед ван Гарица изничтожали непокорную деревню, а она назло графской власти немедля отстраивалась, причём на избы шёл самый отборный, корабельный лес, за каждый ствол которого потравщика можно было немедленно волочить на плаху. Теперь ван Гариц понимал своего отца, отдавшего бессмысленный приказ, поджечь деревню, после чего весь отряд едва сумел утечь от огненной стихии. А как ещё можно уязвить неуязвимого лесного мужика? Росчисть всегда создаётся огнём.
Граф долго ждал в молчании, чуть заметно кривя губы, выслушивал донесения, суть которых сводилась к одному слову: «Никого». Наконец. распорядился:
– Павий, солдат определить на постой, обычная разнарядка, по пять человек в дом. Да внушите им, чтобы не вздумали дурить. Покуда это мирная деревня, никакого мародёрства я не потерплю. Чтобы всё хозяйство оставалось в целости.
– Какое же мародёрство, если нет никого? – удивился вахмистр.
Граф отвернулся, не посчитав нужным ответить.
Планами своими он поделился лишь с ван Мурьеном, да и то ближе к вечеру. Изба, даже большая и опрятно убранная, не слишком подходящее место для двух аристократов, но после долгих ночёвок в мокром лесу, всякий шалаш покажется раем, а каша оставленная хозяевами в печи, сойдёт за изысканное блюдо, особенно если щедро сдобрить её найденным в кадушке топлёным маслом.
Ван Мурьен, привыкший, если нужно, довольствоваться мужицкими яствами, наевшись, растянулся на хозяйской перине и благодушно спросил:
– И что дальше?
– Дальше мы подождём несколько дней, солдаты отдохнут, я съезжу на охоту, а мужики тем временем подумают о своей судьбе.
– Ваша светлость полагает, что они умеют думать?
– О своей шкуре умеет думать кто угодно. А если они не придумают ничего толкового, то я всё равно не стану жечь дома. Я оставлю в деревне небольшой отряд, человек десять под командованием нашего вахмистра, а потом, если мужики так и не образумятся, здесь появятся переселенцы из Пашинской пущи.
– Уголь… – напомнил ван Мурьен. – Пашинские угли годятся только на стенах рисовать.
– Научатся, – мрачно пообещал граф. – Сами не научатся, батожьём научу.
– Кстати, – оживился дядюшка, – вы заметили, что к непокорным огнёвцам вы относитесь гораздо мягче, нежели к смиренным пашинцам? Тут вы уговариваете, а там грозите палкой.
– А что, бывает иначе? С нерадивым рабом именно так и поступают. Когда огнёвцы смирятся, с ними будет такой же разговор. Власть считается только с тем, кто ей не подчиняется, а когда подданный взнуздан, его можно доучить плёткой. Впрочем, и здесь лишняя жестокость вредна. Вам, дядюшка, никогда не приходилось объезжать коней? Это искусство многому научает в плане внутренней политики.
– У вас весьма здравые суждения, – пробормотал ван Мурьен, – но я бы сначала обучил пашинцев ремеслу, и только потом начал набирать переселенцев… Впрочем, у меня слипаются глаза. Предлагаю обсудить тонкости выездки лошадей завтра…
На следующий день депутации от огнёвских углежогов не появилось, и через день, ван Гариц, как и собирался, отправился на охоту. О настоящей загонной ловле речи идти не могло: лес незнакомый, да и людей мало, так что граф взял с собой только Павия, обещавшего показать, как следует перенимать непуганую дичь на водопое. Ван Мурьен ехать отказался, ворчливо предсказав, что дичь в здешних лесах очень даже пуганная, и охотники ничего не добудут.
Кони на скрадной охоте только мешают; в путь отправились пешком, взяв луки и широкие копья, с каким хоть на медведя, хоть на человека ходить сподручно. Дядюшка лишь головой качал, глядя на сборы: не рыцарское это дело – пешая охота; прежде даже медведя у берлоги собаками травили, сидя на коне. А царственному племяннику и обычай не в обычай, набрался в заморских университетах всякой прехитрости, а ведёт себя словно простой мужик.
Уходили на охоту после полудня, тоже не по рыцарски. Настоящий охотник берёт зверя, когда он на днёвку ложится, а загонщики поднимают его криками и шумом, выгоняя под графскую стрелу и свору, сберегаемую выжлятниками. Всё у молодого графа не как от предков завещано, а попробуй поправить, осадит, словно простого слугу… Ван Мурьен долго смотрел вслед отъезжающим, задумчиво щипал ус, порой отводил взгляд на небо с размытыми облачками, обещающими на завтра сильный ветер. Потом вернулся в избу и велел зажарить себе на обед единственную оставленную в деревне курицу, хотя ван Гариц ещё вчера распорядился, чтобы забытая птица никакого ущерба от постояльцев не претерпела.
Всё-таки, в одном дядюшкины пророчества не сбылись: дичь на водопое в здешних местах никто не бил, и охота оказалась более чем удачна. Две косули пали жертвой охотников, так что возник вопрос, как донести добытое в деревню. Графу тащить на плечах тушу – невместно, а оставлять одну из косуль на берегу тёмной речушки очень не хочется.
