Святослав Логинов - Лес господина Графа
Извечный спор между жадностью и спесью не был закончен; Павий потянул носом воздух и тревожно произнёс:
– Дымом тянет. Кабы не пожар…
Одна из косуль была немедленно брошена, вторую взвалил на плечи Павий, и охотники скорым шагом направились к деревне. На молодого графа было страшно смотреть. Павий даже расслышал, как господин процедил сквозь зубы:
– Ну, если сиволапые сами на свою деревню пал пустили…
К домам добраться не удалось, дорогу преградил огонь. Ветер поднявшийся заутро, раздувал пожар, пламя стремительно распространялось по россыпи молодых ёлочек, пролетало над головами, змеилось среди прошлогодней травы. Семнадцать лет назад эти места уже горели, подожжённые гневливым отцом ван Гарица, и сейчас огонь разлетался по знакомым местам, распространяясь по ветру быстрее, чем может бежать человек. Вторая косуля уже давно была брошена, оба охотника мчались напролом, прикрывая рты одеждой, отчаянно пытаясь выйти из-под ветра, но непролазный молодой ельник не давал свернуть в сторону, а огонь ширился, трещал, сплетаясь в огненные вихри, дым душил, и ван Гариц сам не понимал, почему он ещё бежит, а не упал давным-давно, наглотавшись угарной смерти.
Он ещё осознал, как они выдрались на крошечную прогалинку и увидали, что путь перекрыт новыми зарослями переплётшихся ёлочек, занявшихся пляшущим огнём, так что пути вперёд не было. Трава вокруг пылала уже в нескольких местах, лесные мыши заполошно метались между кочек, безнадёжно ища спасения. Павий зашёлся кашлем и, согнувшись, упал. Гариц сделал ещё пару шагов, свет в глазах померк. Последнее, что привиделось помрачённому сознанию: отпущенная два дня назад крестьянка, которая шла сквозь самое огненное пекло и, словно бы никуда не торопилась.
* * *Лесные балаганы ничуть не были похожи на богатые избы большого села. Но и здесь на постройки шёл добротный сосновый лес, засыпанные землёй потолки были из цельных брёвен, лишь ошкуренных и даже для виду не отёсанных. Ван Гариц лежал, глядя в бревенчатый накат, силился понять, где он и как сюда попал. Саднила обожжённая кожа, дышалось трудно. Откуда-то сбоку доносился тяжёлый хрип. Гариц через силу повернул голову и увидал Павия. Вахмистр лежал на широкой лавке, прикрытый серой рединкой и, видимо, был без сознания.
Медленно выплыло воспоминание о пожаре, о безнадёжном бегстве, и последнее бредовое видение. Надо же, выжил… Более того, оба выжили. Значит, их кто-то вытащил, судя по всему, непокорные лесовики. Зачем? Задав этот вопрос, Гариц ни секунды не сомневался в ответе: «Чтобы судить по своему лесному закону и казнить, обставив убийство полагающимися к такому случаю обрядами». Мир везде одинаков, и люди всюду похожи. Различаются лишь способы казни и сопровождающие их обряды. И если бы им позволили просто сгореть, торжество противника было бы неполным.
Скрипучая дверь отворилась, в балагане появилась знакомая мужичка. Подошла к топчану, на котором лежал Гариц, молча принялась рассматривать его. Граф спокойно встретил изучающий взгляд, не отвернулся и никак не выказал одолевавшего беспокойства. От него не дождутся уклончивого взгляда, судьбу следует встречать глаза в глаза, даже если ты лежишь, не в силах подняться.
Взгляд у девицы был странный: ни угрозы, ни злорадства, ни любопытства. Глаза прозрачно-зелёные, цвета стоячей июньской воды. Не вяжутся такие глаза с редкостной красоты ресницами: густыми, длинными, удивительного пепельного цвета. И ван Гариц вдруг сообразил, что во время прошлой встречи принял решение послать браконьера парламентёром, ещё не зная, что это не парень, а девка. Просто не мог представить такие ресницы на посиневшем лице удавленника.
– Ты хоть понимаешь, – спросила девица, – что с тобой должны сделать за поджог?
Она явно ждала, что граф, поменявшийся местами с недавней пленницей, напомнит, что он-то её отпустил, самая форма вопроса предполагала разговор по накатанной колее, но ван Гариц игры не принял, продолжая молча смотреть и ждать.
– По счастью, я не люблю жечь людей, ни мужчин, ни женщин, – произнесла девица заключительную фразу. – Вы оба останетесь жить.
Можно подумать, что именно она командует в лесном селении и решает судьбу пришельцев. Хотя, конечно, рассказ охотницы, о том, как с ней обошлись, взяв на ловле, наверняка сыграл свою роль при вынесении приговора. Так что, пусть корчит хоть саму справедливость. Сегодня она в своём праве.
А приговорённых огнёвские мужики, значит, жгут. Ещё одно преступление: присвоить право суда и смертной казни. Жгут, скорей всего, в тех самых угольных ямах, возле которых кормится вся деревня. Недаром же была обронена фраза, что тех, кто кабанит уголь, старики самих бы на уголь пережгли. Значит, бывало такое… Ван Гариц отдалённо не представлял, как выглядят пресловутые угольные ямы, но заранее проникся к ним стойким недоброжелательством.
Девица, не дождавшись слов, отошла в дальний угол, и вскоре вернулась с деревянной чашкой в руках.
– На вот, выпей, да ступай на воздух. С утра дождик прошёл, воздух от гари очистился, там быстрее отдышишься.
Преодолевая дурноту, граф поднялся и вышел из балагана. На предложенное лекарство, если это, конечно, было лекарство, он и не поглядел. Лекарка пожала плечами и принялась поить Павия. Вахмистр, так и не пришедший в себя, тем не менее, гулко глотал. Хрипы в его груди заметно стихли.
Угольные ямы ван Гариц обнаружил совсем рядом со своим жилищем, и не одну, а с полдюжины. Обычные ямы с поднорком с одной стороны и крутыми обрывами с остальных. Земля вокруг была усыпана золой и мелким древесным сором. Не было в ямах ничего зловещего, напоминающего о жутковатой казни лесовиков, но и ничего поэтического. Нужно всю жизнь прожить, уставившись в эту яму, чтобы заговорить о смоле, что слаще мёда. А тот, кто знает жизнь, увидит тут лишь грязный мужицкий промысел. Полезный промысел, если заниматься им законно, но уж никак не поэтичный.
Никого из жителей деревни поблизости не было, очевидно, ван Гарица и Павия притащили на одну из ближних стоянок, а сами беженцы от греха отошли подальше. Что ж, это хорошо, значит, его боятся даже пленником. И следят, скорей всего, из какой-нибудь укромины, такие вещи в обычае у дикарей.
Подошла девица, встала рядом, глубокомысленно оглядела уродующие местность ямины. Потом сказала:
– Меня зовут Золица.
Что ж, отлично. Очень подходящее имя. Интересно, чего она ждёт? Что он тоже представится или начнёт выспрашивать о своей судьбе? Просить, угрожать, торговаться? Вот уж этого не будет…
– Ты прежде когда-нибудь уголь жёг?
Такого вопроса благородный граф ожидал меньше всего!
