Евгений Прошкин - Слой
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– У тебя мозги что, на Курском остались?! Вот куда сейчас твой учитель девался? И кто обывателей мочил, ты или он?
– Да не обывателей!.. – вырвалось у Константина.
– А кого же?
Костя дожевал копченую колбасу и медленно вытащил из зубов жилку.
– Кого…
Он боялся купиться на эту задушевность в безумных глазах, боялся поверить придурку напротив и выложить все как есть. Одновременно ему до слез хотелось именно поверить и выложить, поделиться, наконец, хоть с кем-нибудь, пусть с самым распоследним психопатом. Он был один в этом не совсем правильном городе. Город казался знакомым, но в мелочах не совпадал… с чем? Более того, Костя чувствовал, что не только Москва, но и вся вселенная отличается от той, эталонной, слепок с которой хранила его запутавшаяся память.
Чтобы выиграть время на размышления, он набил рот и стал медленно пережевывать. Борис покорно ждал. Не выхватил дежурную тетрадку, не подставил диктофончик – тихо сидел, глядя на него, как ребенок на коробку с ленточкой. Косте это понравилось.
– Однажды… – Он помолчал, следя за тем, не отразится ли на лице Бориса насмешки или, того хуже, спортивного интереса. – Однажды утром я проснулся и понял, что я не тот, кем меня считают. Я и сам в себе ошибался. Все тридцать лет. То, что я видел вокруг… как сказать?.. нет, все нормально, но – не мое. У меня было другое прошлое и совсем другое настоящее. Я уже полгода воевал. Не в горячей точке, а здесь, в Москве. Вы не понимаете… У вас этого нет. Тишь да гладь. Кризисы, выборы, опять кризисы, опять выборы. У нас по-другому. Свои и чужие…
– Вы начинали с обычного террора, – задумчиво проговорил Борис. – И стали героями. Как ни странно.
– Теперь у нас армия.
– И настоящая гражданская война. Русская мясорубка, – закончил он.
– Что ты об этом?!. – Вскинулся Константин, но, оторвавшись от табурета, так и замер. – Откуда?..
– Я же говорил: трансформация сознания. Последнее время – массовая. Эту историю я уже…
– Еще одно слово, и я тебе язык отрежу. Я могу.
– Знаю, – спокойно сказал Борис. – Не бесись, я не то имел в виду. Сумасшедшим я тебя не считаю. Был бы ты один – другое дело. Когда появились первые свидетельства, я так и думал. А что еще прикажешь? Но вас много, и ваши рассказы похожи.
– Много?!
– В статистическом смысле. В стране сотни человек с одинаковым бредом. Бред – с научной точки зрения, – быстро поправился Борис. – С медицинской. Лично я склонен воспринимать его всерьез. Такие подробные сны совпадать не могут. Теория вероятностей – это не психиатрия, она бардака не допустит.
– Так ты об этом толковал? Ну, дальше!
– Месяц назад знакомый сделал мне аккредитацию на совещание психиатров. Был там и Кочергин. Кое-что рассказывал, надо полагать – про своего «больного Е.». Да, недооценил он его. Ложная память, и все тут. Мол, травма, глубокое замещение личности, шизофрения, одним словом. А примерно через неделю мне одна медсестра из психушки… из другой психушки, рассказывает аналогичную историю. Главное, воспоминания ее пациента повторяли легенду, описанную Кочергиным. Потом третий случай, а сейчас мне их известно уже пять – вместе с твоим. Если учесть то, как красиво наш Е. ушел из больницы, и то, что ты все-таки не шизофреник…
– Благодарю, – кивнул Константин, протягивая руку к бутылке.
– Так вот. Получается, вы действительно откуда-то… черт его знает. Из другого мира?
– Мы к вам пожа-аловали на праздник… – угрюмо пропел Костя, разливая остатки водки.
– Кстати, куда ты проваливался? Когда у окна стоял.
– Возвращался… Да, наверно. Там была Морозова, заместитель генерального прокурора. Понимаешь, я ведь ее казнил…
– Черный список? – Спросил Борис.
– Да. Я ее сам, лично… И… вот!! – Костя отчаянно выругался и, опрокинув в себя стакан, прижал к носу корку «бородинского». – Я ее убил – здесь. А здесь она никто. Швабра старая. А там она жива… Я удивлялся: почему все эти гады из списка не те, кто они есть. Но я не мог сопоставить. Я был либо тот, либо другой… Я и сейчас только один, нет у меня никакого раздвоения! Но я же их… я их зря…
– Да, я так и думал, – Борис сочувственно опустил голову. – Вы переносите свой жизненный опыт сюда. А поскольку наши вселенные отличаются, вас воспринимают как душевнобольных.
– Вселенная одна, – пожал плечами Константин.
– Ну, не так выразился. Вселенная одна, а пространства разные. Или пласты. Или слои. Не важно.
– А что тогда важно? – Подавленно произнес Костя. – Что вообще?.. Как?.. Куда?.. Как это произошло? И зачем?
– Сколько народу ты на тот свет отправил?
– А?.. – Встрепенулся Костя. – Не знаю, можно посчитать. Морозова говорила, что на Нуркина совершили покушение, – вспомнил он.
– Удачно?
– Кажется, да.
– Ну и хорошо. Хотя, здесь и там Нуркины разные. Даже если б ты его ликвидировал – здесь, там ничего бы не изменилось.
– О том и речь. Зря старался. Все зря.
При слове «старался» Борис вздернул брови и долго посмотрел на Константина.
– Так сколько ты убил? Надо остальных… э-э… остальных ваших как-то оповестить. Ведь среди них по крайней мере еще один боец.
– И мы его разыщем, – уверенно сказал Костя.
– И что дальше? Ты о себе думай, на тебе же гора трупов.
Константин покрутил в руке вилку и, тяжело вздохнув, самовольно залез в холодильник. Водка у Бориса еще была. Размышлять, тосковать, возможно – лезть в петлю Костя собирался завтра. Сегодня же он планировал напиться – вдрызг, до полного изнеможения. До беспамятства. Как-никак, сегодня он потерял смысл жизни. Это событие следовало отметить достойно.
* * *– Может, это… в номера? – Предложил водитель. – Я, если затоскую, всегда по бабам отправляюсь. А что, помогает.
Петр стряхнул за окно пепел и вяло помотал головой. После свидания с молдаванкой, когда он чуть не напоролся на людей Маэстро, продажные женщины его не привлекали. Да и насчет тоски водитель не угадал. Никакой тоски не было. Растерянность – это другое дело.
Петр никак не мог понять, почему его отпустили. Похоже, его контролировали с самого начала, с того момента, как он переступил порог «Нибелунгов», а возможно, и еще раньше. И все-таки позволили сесть рядом с Немаляевым. А потом – уйти. Используют как живца? Ну, если он для них не рыба…
Он вообразил, чем сейчас занят Немаляев, и расхохотался. Ему представилось, что авторитет – вице-премьер так же трет лоб и недоумевает, по какой причине Петр не попытался его устранить. «Рано утром у фонтана повстречались два барана». Эх, сотник-сотник… Сторговались, да? Тебе – Нуркин, ему – билет домой. Нашел, с кем договариваться! И что это за ахинея с возвращением? Куда?
