Евгений Прошкин - Слой
– Спасибо вам, – проворковало рядом. – Вы такой великодушный. И смелый. Я уж отчаялась.
Девушка была не блондинкой, но это ее не портило. Хрупкая, изящная, словно хрустальная туфелька, аккурат как в кино.
Хоть бы щеку поцарапали, раздосадованно подумал Петр. Хоть бы пиджак испачкали. Был бы повод. Она наверняка обитает неподалеку.
– Меня Людмила зовут, а вас?
– А я Женя, – сказал Петр.
– Знаете, Женя, я вон в том доме живу. Пойдемте, я вас чаем угощу. И вино у меня есть хорошее. Я ведь перед вами в долгу.
– Пустяки, – ответил он, вписываясь в образ рыцаря. Железные латы пришлись впору.
– Ничего, падла, земля – она круглая, – простенал первый, с перебитой рукой.
Петр, будто о чем-то вспомнив, шагнул назад и сходу ударил его носком ботинка под кадык. Мужчина закашлялся и повалился набок.
Молодые люди, шушукаясь и толкаясь, почесали прочь. Петр проследил за компанией и, поймав на себе взгляд милиционера, кивнул. Тот ответно махнул жезлом – не то «все в порядке», не то «проваливай, скотина». Особой разницы Петр не видел.
– Вы, наверно, спортсмен? – Спросила Людмила для возобновления беседы.
– В детстве увлекался, – буркнул Петр.
Девушка ему нравилась, а еще ему нравилось то, как безыскусно она лицедействует. Только что на ее глазах двое людей сделались инвалидами, а она разыгрывает внезапную симпатию. Уркаган на дорожке продолжал глухо кашлять – если к утру его не доставить в больницу, то, пожалуй, задохнется. Людмила осторожно взяла Петра под руку и показала на облупленную пятиэтажку.
– Вон мои окна.
Изнутри окна оказались гораздо привлекательней. Людмила отгородилась от спящей Сухаревки милыми зелененькими шторками и тихонько включила радио.
– А вина-то и нет, – обиженно сказала она, заглянув в бар. – Я тебя обманула.
– Если это помогло нам перейти на «ты», то оно того стоит, – отшутился Петр.
– Коньяк остался. Молдавский.
– Отлично. Я присяду? Кресла – моя слабость.
Он втиснулся меж пузатых подлокотников и возложил на них ладони. Несмываемый «КАНТ» бросался в глаза, как шестой палец. Людмила не заметила.
– Пойду, сделаю бутерброды. Гостей я не ждала, но что-нибудь…
– Зачем таскать? Лучше там и посидим.
– Есть на кухне – плебейство, – категорично заявила она. – И потом, там нет кресла.
Девушка ушла, но, как слышал Петр, до холодильника она не добралась. В ванной открылись краны, ерзнула занавеска, потом переключился смеситель и заработал душ. Щелчка шпингалета среди этих звуков не было. Можно идти.
«Позвольте потереть спинку».
«Простите, я не могу найти спички».
«Вы не подскажете, который час?»
Ах, да, мы уже на «ты».
Петр хлебнул коньяка и покосился на дверь. Для мытья рук слишком долго, для всего остального пока нет повода. В памяти возникла проститутка с Тверской, вместе с ней проснулась неутоленная жажда. В больничке с любовью было так же туго, как в бункере у Маэстро.
Когда же он последний раз?.. Петр не смог вспомнить, и это его опечалило. А Людмила была очень даже…
Он уличил себя в том, что перестает думать головой, и, выбравшись из кресла, сделал круг по комнате. Попробовал угадать род деятельности хозяйки – не удалось. Средненький телевизор, видеоплеер, журнальный столик и покрытый пледом диван. Полсотни книг с неизбежными Кристи и Чейзом. Все как у людей.
В коридоре прошлепали босые пятки, и Петр напряженно обернулся.
Девушка была голой. На шее и груди блестели, изредка сбегая вниз, капельки воды. Они пропадали где-то у талии, и Петру мучительно захотелось отдаться их поискам.
«Людмила, а вам никто не говорил, что вы блядь»?
Петру показалось, что он произнес это вслух, и он замер, ожидая последствий.
– Чего ты улыбаешься? Я смешная?
– Ты… ты волшебная.
Он почувствовал, что перестает думать вовсе.
Заснула Людмила не скоро. Прежде она доказала, что также неравнодушна к креслу, а заодно и к приземистому столику. Диван тоже участвовал, но уже после, когда первая страсть сменилась монотонным исступлением.
Они мучили друг друга долго – через какое-то время Петру стало казаться, что их связывают многие годы. Он удивлялся ее порочности, своей силе, общей изобретательности и тому, как быстро могут сродниться незнакомые люди.
В пятом часу ночи он осторожно высвободился из-под ее руки и, уйдя на кухню, закурил. Мозги дрейфовали в море истомы, мысли сносило куда-то вбок.
Поднеся к губам сигарету, Петр раздраженно посмотрел на проклятую наколку. Надо же, Людмилу она не смутила. Общается с зеками? Да нет, она, вроде, не такая. А те двое…
Петр проанализировал историю с нападением и снова отметил ее невероятную банальность. Полная кинематография.
Вернувшись в комнату, он собрал раскиданные вещи и, прощупав карманы пиджака, извлек стодолларовую купюру. Он положил ее на подушку, рядом с хорошеньким личиком.
Уголок бумажки трепетал в такт ровному дыханию Людмилы. Петр понимал, что это ее не обидит, но он должен был хоть как-то выразить свое разочарование. Пусть знает, что он о ней думает.
Время близилось к пяти. На улице давно рассвело. Инспектор, зевнув, апатично посмотрел на одинокую «Волгу». «Волга» остановилась у светофора и выпустила огненно-рыжую кокетку лет тридцати. Дама поправила на плече сумочку и засеменила к подъезду. Стало быть, отработала.
И Людмила такая же. Ну, почти. Ей велели – она легла. Сколько оргазмов заказали, столько и исполнила. Спасибо, не поскупились. И как это они устроили? Само собой, пасли от казино. А дальше? Допустим, везли за ним и Людмилу, и тех ублюдков. Высадили их чуть поодаль и… И ребята добровольно расстались со здоровьем. Что-то не верится. Да и нельзя было так быстро сконструировать эту мизансцену. Квартира, опять же. Кто мог заранее сказать, где он вылезет? Или у них в каждом доме блатхаты имеются?
Нет, Людмила не такая. Познакомились, конечно, отвратительно, но в жизни бывают и более странные случаи. А то, что все так легко получилось… почему бы и нет? Взрослые же люди.
У нее будильник на семь. Проснется и найдет на подушке сотню. Обидно-то как! Расстроится, заплачет от унижения…
К Петру не спеша подкатила «Волга», и таксист, пригибаясь к правому окну, бросил:
– Командир, тебе куда?
– Я не поеду.
– Рискуешь. Следующую тачку раньше, чем через час, не поймаешь. Не на метро же тебе тащиться.
– Почему бы и нет?
– Э-э, – заулыбался таксист. – Масть за версту видать. Ты в метро не попрешься.
– Нда? А вот тебе загадка: как найти человека, если ничего, кроме имени-фамилии не знаешь?
– Не бойсь, командир, – вальяжно ответил он. – Найдем мы твоего человечка.
Петр помялся и сел в машину. Некоторое время он еще переживал за Людмилу, но водитель заболтал его анекдотами, и Петр отвлекся. Через две сигареты он уже не мог воскресить в памяти ее прическу, а еще через две вся она превратилась в какой-то абстрактный символ. Он помнил только то, что переспал с неплохой женщиной, и этого было достаточно.
