Михаил Савеличев - Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного)
Дальше поток разделялся - учителя поднимались наверх, а все остальные спускались в полуподвал, в раздевалки. Меньше всего приходилось идти старшеклассникам - их клетушки, напоминающие одиночные камеры из американских фильмов, располагались сразу у лестницы длинным рядком до мастерских, дольше всех топали младшеклассники, поворачивая налево, через зал, где иногда бывала физкультура и всегда - беготня на переменах, сквозь большие и тугие двери, где особым шиком считалось проскользнуть через них без рук, воспользовавшись "услугами" впереди идущего, мимо очередной лестницы наверх, попадая в конце концов в предназначенный для них аппендикс.
До уроков оставалось еще минут двадцать, ожидалась вторая смена из третьего и четвертого городка, и тут уж каждый развлекался как мог.
У раздевалки образовалась очередь - девчонки стряхивали плащи, переодевали обувь, снимали промокшие чулки, поставив преграду от нескромных взглядов в лице Сашки Жлобы. Тот, прислонившись спиной к клетке, демонстрировал тихо ругавшимся мальчишкам, торопящихся до уроков перекурить и успеть зажевать "Биг бабалоо", свою коллекцию фотографий ансамблей, изученную всеми за сезон непогоды до мельчайших подробностей. Слава смотреть ее не стал, пододвинул Жлобу, пропустил вперед себя Марину и протиснулся следом. Ничего интересного там, естественно, не было - мелькали голые ноги, во все стороны рассыпались остатки дождя, на полу копились лужи, и девчонки балансировали на деревянных подставках для обуви.
Слава помог Марине, сам расстался с анараком, невольно прислушиваясь к дополнявшему атмосферные осадки шушуканью и стараясь немного в нем разобраться. Но, наверное, для этого действительно нужно было превратиться в девчонку - слова все знакомые, но складывались они в непонятный код, тяжело оседающий в голове иной расы и вызывающий головную боль с зевотой. Борясь с приступом, от которого заложило уши, во рту началось обильное слюноотделение, а глаза погрузились на дно слезливого озеро, отчего окружающие приняли тот самый вид, подробно описанный в "Занимательной физике" Перельмана.
- Иди, - торопливо подтолкнула его Марина.
Он стал на ощупь пробираться сквозь зонты и мокрую прорезиненную материю, спотыкаясь о сапоги и ноги, порой касаясь чего-то воздушно нейлонового. Вдруг его рука соскользнула с очередной изящно покроенной и вспотевшей крупными каплями лакированной шкуры и уперлась в нечто кстати подвернувшееся - гладкое, голое и теплое. Слава на мгновение вынырнул из слез только затем, чтобы уловить красивое бедро, хотя почему таковым он его окрестил осталось неясно, но, возможно, из-за оскудевшего запаса слов и абсолютной неприемлемости к данной конкретной части ноги общеизвестных эпитетов - "стройное" (это бедро-то?), "мускулистое" (а как насчет "волосатое"?). Филологический ступор прервал не М.Каммерер. Его протолкнули дальше, смутное и неудовлетворенное желание потонуло в белом шуме школьного коридора.
Народ заглядывал за широкие Жлобовские плечи, ворох глянцевых и нерезких фотографий, развернутых веером, и развлекался. Девчонки призывно хихикали и дразнили зверей за клетками видом и ароматом чулок, подвязок и колготок. В стороне от тлеющего вертепа разговаривали Вадим и Димка, - один размахивая в воздухе увесистым деревянным костылем, а другой снимая и вновь одевая темные очки. Коридор к этому моменту слегка опустел, "городские" и "вертолетчики" рассеялись по раздевалкам, классам и туалетам, только назойливыми мухами носились первоклассники и сонливо проплывали преподаватели. Вадим не забывал раскланиваться, Дима забывал и стыдливо протирал запотевающие стекла, а Славе повезло - первой же ему попалась математичка Нелли Федя Яша (в девичестве - Федяшина), самый близкий враг. Он сдержался, демонстративно не сделав даже попытки узнавания, Нелли покрылась скоротечным лишаем, но тоже промолчала. Правильно, решил Слава.
В конце концов, что нужно нам? Внимание! Ни одного близкого друга не заставишь быть к тебе таким внимательным, как самого дальнего врага. Мысль не новая, но работает.
- Ну и что у нас сегодня, господа? - спросил он у местных Лисы-Алисы и Кота Базилио.
- Химия, - ответил Дима.
- Это вам не что, а кто, - согласился Вадим. Только теперь Слава обратил внимание, что тот пришел с ранцем.
- Хорошие катафоты. У Кирилла отобрал?
Вадим покосился за спину. Выражение лица у него стало как у падшего ангела.
- Попробуй сам на костылях с портфелем в зубах по школе пошататься, - пояснил он. Его можно было пожалеть - месяц назад Вадим вляпался в раскаленный шлак, выброшенный из котельной, и здорово обжег ноги. Но для Славы Вадимов вид давно потерял свою остроту. Пострадавшим он его уже не воспринимал, а чувства сопереживания и прочей эмпатии утомились выдавать социально приемлемую реакцию на человека с костылями. Такого эффекта (да и многих других) он не предвидел, но Слава опять же не расстроился.
- Видуха у тебя как у полного придурка, - тактично выразил он общее мнение. Проходившая мимо Оля хрюкнула, а Нина нервно поправила передник.
- Не расстраивайся, - подтвердил Дима. - Ты что-то про химичку хотел сказать.
- Благородные доны, о драконах ни слова! - рявкнул Андрей. - Курить у кого-нибудь есть?
Туалет был светел и чист - граффити здесь не прижились, сантехника была надежной, а убирались часто. Слава, скорее уж по многолетней привычке, а не по необходимости, залез на подоконник, чтобы солнце не слепило глаза, грело поясницу. Вадим удобно расположился на пластмассовой крышке унитаза, прислонив костыли крест накрест к стенкам кабинки, некурящий Дима остался в районе умывальника около самой двери, дабы заодно шугать малышей, Андрей же бродил по комнатке, раздавал сигареты, прикуривал и обносил всех банкой из-под пива вместо пепельницы. Вновь было хорошо, как после большой кружки свежемолотого и свежесваренного кофе - зевота кончилась, глаза открылись и даже в самом паршивом обстоятельстве открывались блестящие перспективы.
Положение и раннее утро обязывали благородных донов вести светские беседы. Поговорили о погоде. Посудачили о женщинах. В том и другом случае сошлись во мнении - изменчивы. Слава задрал ноги на батарею, в которой булькала горячая вода, ощущал как потеют ноги и не особо ввязывался в дискуссию.
- Так вот, у Монтегю точно подразумеваются аскалотли, - убеждал всех Дима. Ставшие зеркальными от яркого не по осени солнца очки вкупе с короткой стрижкой и добрейшей физиономией толстяка предавали ему боевой и диковатый вид на все готового человека. Знаменитостью он был от своего умения с ленинской скоростью читать книги. Слава знал кем Дима стал (или станет?), это могло впечатлить, удивить, испугать, хотя...
