Эйдзи Микагэ - Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 1
Ее губы приближаются к моим. Но когда они вот-вот уже должны соприкоснуться, она замирает. Постояв так чуть-чуть, она мирно отодвигается, так и не поцеловав меня.
Я хотел было спросить, почему она остановилась, но решил, что не стоит.
Из-за того, что она мне передала.
— А…
В руках у меня — причина, почему она ничего не могла сделать.
Я все понял и закусил губу.
Это не совсем то, чего я ожидал.
Это умайбо.
Это-то я ждал. Но только это не мое любимое, со вкусом кукурузного супа. Оно со вкусом Тэрияки-бургера. Такое я люблю меньше всего. Более того…
…это то самое, которым Моги-сан угостила меня изначально.
Почему Моги-сан обняла меня так скованно? Почему не поцеловала?
Это не было признание той Касуми Моги, которая уже признавалась мне бессчетное число раз, которая уже целовалась со мной, которая уже пережила «Комнату отмены».
Это было первое признание Касуми Моги, когда по ней еще не проехалась «Комната отмены», когда она могла звать меня только «Хосино-кун».
«Я хочу заново прожить второе марта».
Величайшее сожаление, которое она испытала в тот день.
И вот сейчас она все исправила.
Значит — мне надо ответить так, словно сейчас настоящее 2 марта?..
Я смотрю на Моги-сан.
Моги-сан мягко улыбается. Она ждет с этой мягкой улыбкой на губах, зная уже, что я отвечу.
— Это…
Это слишком жестоко!
Я не хочу такое произносить.
В смысле, я же любил Моги-сан. Даже если эти чувства мне внушил «0», сами они не были фальшивыми.
Почему же у меня нет выбора, кроме как произнести слова, которые причинят ей боль?
Ааа, ну конечно.
Я «отменил» эту «шкатулку». Я отверг желание Моги-сан. Я собираюсь дать ей погибнуть в аварии. Я не имею права говорить ей добрые слова.
Я раскрываю рот.
И все же выговорить это довольно трудно. Я колеблюсь, открываю и закрываю рот; потом вдруг ощущаю на языке какую-то соленую жидкость и вздрагиваю.
Не могу придумать, какие еще слова можно ей сказать.
— Пожалуйста, подожди до завтра.
Моги-сан печально опускает глаза.
Конечно, от этих слов ей больно. И все же — ее лицо меняется почти мгновенно. Она говорит мне:
— Спасибо.
…с улыбкой.
С улыбкой, идущей от самого ее сердца.
Аах…
Увидев эту улыбку, я наконец вспомнил.
Старый наш разговор.
Разговор, который влюбил меня в нее.
Разговор, послуживший толчком к нашей эфемерной любви.
Драгоценное воспоминание.
«Хосино-кун. Могу ли я попросить тебя звать меня Касуми?..»
«Э? Ч-чего это, так вдруг?»
«Может быть, тебе кажется, что это вдруг, но, знаешь, я все время хотела, чтобы ты так ко мне обращался».
«Вот… как».
«Ну… тебе это нормально?»
«Н-нормально…»
«И, и еще, это, в общем… можно я буду тебя звать „Кадзу-кун“?»
«Эээ… ну да, я не против».
«Л-ладно, попробуй меня позвать».
«…Касуми».
«…Пожалуйста, еще раз скажи».
«Касуми».
«…Спасибо».
«Уаа!.. Ч-чего ты плачешь?!.»
«Мм? Я плачу?»
«Еще как!..»
«Это… это из-за того, что я так счастлива, Кадзу-кун».
И К а с у м и рассмеялась, все еще со слезами в глазах.
Я никогда раньше не видел подобной улыбки.
Улыбки, полной чистого счастья.
Впервые в жизни я принес кому-то столько счастья. Это ощущение было совсем новым для меня, и я тоже почувствовал, что счастлив до краев.
Принести кому-то счастье — само по себе счастье.
Я был очень рад, что открыл в себе такую сторону, и Касуми, научившая меня этому чувству, стала для меня особенной.
Может, я примитивен.
Но та улыбка изменила меня, сомнений нет.
Я собираюсь стереть это воспоминание.
Я собираюсь стереть это заново узнанное чувство.
По-моему, это слишком жестоко. Мне кажется, в таком препятствии в самый последний момент совершенно не было нужды. Слишком жестоко — заставлять меня уничтожать такое своими собственными руками.
И все же — выбор уже сделан.
Выбор сделан давным-давно.
Я что хочу сказать, ведь даже это сожаление будет сразу стерто «Комнатой отмены», верно?
— Мария, могу я тебя кое о чем попросить?
Я хочу всего лишь, чтобы кто-то меня чуть подтолкнул, когда я колеблюсь.
— Давай.
— Ты знаешь, что я сейчас собираюсь сделать.
— Угу, я ведь наблюдала за тобой дольше, чем кто-либо в этом мире.
— Что я сейчас собираюсь сделать? Просто скажи мне.
Мария серьезно кивает. Конечно же, она знает, почему я спрашиваю.
— Ты собираешься растоптать эту штуку!
Но Мария не подбирает мягких слов.
— Ты собираешься растоптать неуклюжее «желание» другого человека во имя своего собственного «желания»! И это то, что ты не оставишь никогда и ни за что, Кадзуки!
Да. Я убежден, что прав.
— И поэтому ты — уничтожишь «шкатулку».
Я киваю Марии.
Всей левой рукой, от пальцев до локтя, провожу по лицу, стирая слезы.
— Все правильно говоришь.
Я подхожу к стене.
Серая стена, которая нас окружает, тонкая, словно бумажная. У «шкатулки» нет больше власти. Она всего лишь хранит в себе мои воспоминания и оттягивает момент, когда они исчезнут.
Мне хочется оглянуться и посмотреть, какое сейчас лицо у Касуми.
Но я чувствую, что не должен.
Я поднимаю правую руку.
Чтобы уничтожить «шкатулку», «желание» Касуми и мои воспоминания.
— Спасибо тебе. В конце концов все же именно ты спас меня, Кадзу-кун.
Пожалуйста, прекрати!
Тебе не за что меня благодарить. Я лишь разбиваю. Всего лишь разбиваю твое дефектное «желание».
Прости меня.
Пожалуйста, прости меня за то, что не сумел тебя спасти.
И поэтому я не обращаю внимания на ее голос.
Но — спасибо.
Ты в итоге улыбнулась, и благодаря этому я все-таки смог поверить в себя.
— УАААААААААААААААА!
Завопив во всю мощь своих легких, я со всей силы бью в стену кулаком.
Стена разваливается с громким треском, легко, как стеклянная.
В одном из опадающих осколков я вижу нас с Касуми. Мы радостно улыбаемся друг другу.
Осколок падает и рассыпается в пыль.
Снаружи начинает вливаться белый свет. Чем бОльшая часть стены разрушается, тем сильнее темнота поглощается светом. Все, кроме нас, исчезает в белизне.
Так слепит; я ничего не вижу.
Но — это жестоко — Касуми здесь. Изначальная Касуми здесь.
Касуми лежит на мостовой. Вся в крови. На нее так больно смотреть, что хочется отвести взгляд.
Но Касуми улыбается. Из последних сил улыбается, глядя на меня.
