Евгений Сыч - Ангел гибели
Внизу по дороге, пыля, ехала набитая солдатами, как горошинами, бурбухайка. По ней палили. Над кипящим ущельем в клубах дыма и пламени раскаленной брони метался, злорадно хохоча, местный пестрый ангел. Вспархивающие души он когтил, мял и швырял парящему ниже и сбоку черному, шайтану или, может, иблису.
Два взвода зажал в ущелье Гаюр, лупя сверху, с господствующих высот крупнокалиберными пулеметами. Грамотно зажал, впрок пошла Гаюру выучка в Рязани или в Казани, где он там воевать обучался. Хотя одной выучки здесь было мало. Эти горы были для него родные. На кладбище лежали предки Гаюра, те, что трепали еще войска Александра Македонского, били римлян и англичан. Зеленое знамя пророка овевало горы, и Юрка чувствовал, что здесь он бессилен, под чужим небом, на чужой земле.
Посреди ущелья, где ребята пытались занять круговую оборону, рвались реактивные снаряды. Кто-то отчаянно вызывал помощь по радио. Им спешили уже на помощь — навстречу собственной смерти: по шоссе — под безоткатки, с воздуха — под стингеры и зенитные пулеметы. Над ущельем все так же летал и хохотал пестрый местный ангел.
Задохнувшись на секунду от негодования, Юрка кинулся на пестрого. Тот, не глядя, отшвырнул его локтем. Снизу вынырнул черный и ухватил Юрку за ноги. Юрка дернулся раз-другой, вырвал ногу, съездил черного пяткой по зубам и вспомнил про меч. Меч полыхнул в его руке, как факел над скважиной, горы треснули по разлому, и такая волна ненависти хлынула из земли, из чрева гор, что Юрку этой волной просто смыло, закружило, завертело и вышвырнуло вон куда-то, очень далеко. А за его спиной погибали наши ребята.
Юрка огляделся, куда отнесло его. Вокруг была та же жара, тот же песок, но лежал он в пыли, а перед глазами торчал диагонально-полосатый пограничный столб.
От расстройства Юрка даже, казалось, летать разучился. Сидел на гудроне шоссе и не двигался с места. По шоссе, крепко задев невидимого ангела боком, полз танк. Танк ехал домой, сминая гудрон. Танк пыхнул на битого ангела соляркой. За первым танком накатывался второй, и Юрка, опасаясь, как бы встреча с ним не вышла бедой дембелям, кое-как приподнялся, оторвался от шоссе и полетел в ту же сторону.
На этот раз он не спешил, летел себе помаленьку, со скоростью среднего самолета, и земля под ним расстилалась, как под самолетом, открывая взгляду пески и заболоченные поймы, коптящие небо заводы и неухоженные поля.
«Если я ангел смерти, что это значит? — думал Юрка мучительно. — Что может меч в моих руках? Оружие это или просто знак отличия, вроде удостоверения? И посоветоваться не с кем, совсем не с кем поговорить».
Конечно, лучше всего было бы посоветоваться с кем-то своего ранга, только где же взять? А считается, что у каждого человека свой ангел есть, хранитель. Обман! Кабы у каждого, так их сколько было б! «Может, не надо мне убивать, а можно заняться какой-нибудь охраной. Для охраны тоже оружие нужно, меч нужен. Кого бы мне выбрать, чтобы охранять. А если маму?» — но додумавшись до этого, Юрка только сильнее расстроился. Он знал почему-то, что быть маминым ангелом-хранителем не его удел. Он и явиться-то матери боялся. Не за себя, за нее боялся. Хотя мама-то как раз все могла понять и нашла бы, что посоветовать.
С архангелами же связываться Юрке не хотелось. «Господи!» — позвал он осторожно, но не получил ответа. Ясно, не до того Всевышнему, чтобы каждому его права и обязанности толковать.
И тут донесся до Юрки звук, от других отличный, резкий сначала, а потом громкий, раскатистый. Юрка полетел на этот звук, будто поймали его на крючок и потянули за лесу. Звук нарастал, наполнялся цветом. Из всех шумов эфира он один был живым и манящим.
Пели колокола.
Юрка сделал круг над этим красным звоном и спланировал к высокой соборной колокольне.
* * *Красный звон обволакивал приднепровский пейзаж. Осенним пламенем горели задумчивые акварели. Звон был воскресный.
На колокольне Юрка увидел не скелет, но что-то вроде фигуры звонаря, истово раскачивающегося. И внизу у собора среди привычных уже скелетов с легкой дымкой вокруг костей оказались впервые вполне вещественные тела. Не страхом, болью или желанием веяло от этих немногих людей в толпе костяков, а незнакомым дыханием веры. Что-то подсказывало Юрке, что тут его смогут увидеть, и он предстал перед одним из тех, кого сам видел во плоти, — перед высоким сутуловатым мужчиной средних лет, стоящем в отдалении от основной массы, в боковом приделе. Мужик не рухнул на колени, а опустился медленно, будто сел, и заговорил шепотом, но не с ужасом, а, кажется, даже с радостью.
— Вижу, — сказал тихо он. — Вижу, Господи, слава Тебе!
— Встань, — попросил Юрка. — Неудобно. Пойдем, поговорить надо.
— Веди, — согласился человек, поднимаясь с колен. Они отошли в угол ограды, где скелеты толпились не так густо, а людей не было видно и вовсе. Но и здесь Юрке не понравилось, пришлось выходить из церковного двора в прилегающий заросший скверик или парк.
— Я давно ждал, — заговорил человек, еще сильнее сутулясь, но глядя на Юрку открыто и прямо. — Если нужно, я всякую муку готов претерпеть.
— Угу, — буркнул от неожиданности Юрка, проворчав про себя: «Тоже мне, камикадзе». Потом спросил осторожно: — Слушай, я кто, по-твоему?
— Ангел божий, — выдохнул человек.
— Это в свое время, — признал Юрка.
— Душу мою взять.
— Это в свое время, — признал Юрка и замолк, исчерпав тему.
Человек обратил к Юрке горящие глаза, и такую веру выражало изнуренное его лицо, что Юрка несколько опешил. Никто из его прежних знакомых ни во что особенно не верил. Даже в справедливость. Хотелось бы, конечно, чтобы справедливость торжествовала, но сначала кто-то должен ее устанавливать, справедливость, кто-то должен решать за других. А когда берутся решать за других, никакой справедливости не выходит.
— А ты кто? — спросил он человека.
— Да я-то, — засмущался тот, — никто, можно сказать, Вадимом зовут. Бессемейный, сын есть, но жена давно ушла и сына забрала, он мужа ее папой называет. И работа у меня малая, покойников обмываю и обряжаю.
— Это что, — удивился Юрка, — профессия такая?
— Нет, профессия у меня другая, вообще-то. Строитель я, каменщиком, облицовщиком, плотником могу.
— Почему же не строишь, а с покойниками возишься?
— Характер такой. Отовсюду гонят. Я всегда все до конца договариваю и вопросы задаю, пока не получу ответа.
— Разве же на каждый вопрос есть ответ? — засомневался Юрка. — Я вот тоже узнать хочу, что делать должен, а никто не говорит. Что, по-твоему, должен делать ангел?
