Евгений Сыч - Ангел гибели
Потом весь вечер и всю ночь Юрку колотило. Ребята успокаивали: «Все правильно. Мы должны знать, с кем идем в бой». А он знал: их всех потом будут судить. Соберут и устроят суд. Армия эта, век бы в ней не служить. Афган, будь он проклят. Красивые были бы места, если б меньше там стреляли.
А ведь как ни стреляли — жив остался! Смех один — Афган прошел, а дома убили. Там все мечтали об одном: уцелеть и живыми домой вернуться. Вот и вернулся. А сколько ребят не вернулось, там полегло… Он вспоминал погибших восемнадцати, девятнадцати лет от роду, до его возраста не доживших, и не успокаивался. Несправедливость судьбы к нему самому не казалась менее горькой оттого, что к другим эта капризная дама была еще более несправедлива. Так только со стороны кажется, что несправедливость по отношению к другим вроде уравновешивает несправедливость по отношению к тебе. Ни черта она не уравновешивает, только тяжелее становится.
Помянув черта, Юрка вспомнил своего нового знакомца — беса, а с ним и одиннадцатого, начальничка, брошенного на произвол судьбы. «Поискать, что ли, поговорить?» Юрка сорвался со скамейки, окончательно покинув метро, но порхать над столицей ему не хотелось. Напрягшись, он постарался представить, где может находиться треклятый этот одиннадцатый. Действительно увидел: в медпункте того самого учреждения, где они с бесом уже побывали, в белой палате. «Так даже удобнее», — решил Юрка, хотя почему так удобнее, едва ли мог объяснить.
В белой палате он оказался сразу, безо всяких полетов, удивившись и обрадовавшись своему умению. Скелет начальника теперь был чуток — сразу повернул к нему пустые глазницы. «За мной пришел?» — спросил он Юрку беззвучно. «За тобой», — подумал-ответил Юрка, ангел смерти.
Слов ни тот, ни другой не произносили, да слова были и не нужны. Мыслями переговаривались, так получалось проще.
— Значит, все кончено. Обидно. Рановато мне еще.
— Тебе — рановато? — возмутился Юрка. — Ребята втрое тебя младше в земле лежат, а ты? Не ты ли их на смерть посылал?
— Я-то? Я всегда был честным и добросовестным. Мне приказывали, я выполнял. Я одиннадцатый, а не первый и не третий, Звено в цепи.
— Вас бы самих на цепь посадить, — не удержался Юрка. — Поэта за что убили?
— «Все поэты будут на кол надеты». Это народ сочинил. Народ так считает. Поэтам когда-то языки вырывали, но потом додумались: достаточно вот тут связочки голосовые подрезать, и все, уже ничего никогда не скажет. И дети потом безголосые родятся. Да, дети немые — научиться-то им не у кого. Кричать еще могут, а петь — нет.
— Не увиливай! — прервал Юрка. — Будешь темнить — отдам твою душу дьяволу.
— А разве есть дьявол? Лично я верю только в маленького-маленького личного бога. В того, который опекает, подсказывает иногда, нашептывает. Это и не бог даже, а боженька, внутренний голос мой. Поскольку он был со мной, я понимал, что лучше других людей. Я ведь не дурак. Не урод. Не негр. Или, например, женщина — ей же хуже. Или — житель развивающейся страны. Симпатичное словцо — развивающаяся? Раньше говорили: отсталая. Иногда надо отстать, отойти назад, чтобы разбежаться для прыжка вперед.
— Ладно, поговорили. По делу отвечай. Поэта ты приказал убить? — не отставал Юрка. — Нечего мне зубы заговаривать. На меня смотри, что в стенку уставился, что надеешься на ней увидеть? Бога своего личного, карманного? Не увидишь, убогое ты безбожье, потому что утерял его в пути. Перочинный ножик потеряешь и то жалко, а бога?
— Я ничего не приказывал. Я только передавал. Это было нужно в высших целях, в целях государственной безопасности. Ему не удалось перерезать связки. Его голос знали слишком хорошо. Если бы он спел против Афганистана, пришлось бы кончить, еще не начав. Я никого не убивал сам. Знал свой долг, свое место. Мне даже нравились его песни. Некоторые из них.
— Тогда скажи, — потребовал Юрка, подступаясь вплотную к лежащему, — от кого поступают приказы? Кто решает за всех?
— Звезда, конечно, — не задумываясь, ответил одиннадцатый, и Юрка понял, что выпытал у него чистую правду, как на исповеди — последнюю правду.
— Какая звезда? Где она? — но умирающий уже выдохся, мысли смешались, в них не было стройности ответов. «Надо бы с семьей попрощаться», — мелькнуло осмысленное среди неясных обрывков.
— Кончается, — хрипловатым дискантом подтвердил неведомо откуда появившийся рядом знакомый бес. — Так что, я беру?
— Вот фигу тебе, бес, — озлился вдруг Юрка. Он махнул рукой, душа, невзрачная и хилая, юркнула суетливо в рукав.
— А договаривались, — заскулил бес, — слово на ветер кидаешь.
— Ну, ты своего не упустишь, и так подметки режешь на лету. Лучше скажи мне, звезда — это что?
— То, — ответил бес. — Около ямы три хвоя вялы, на хвой стану, хвой достану.
— Не понял, — сказал Юрка.
— Ладно, — махнул лапой бес. — Пошутил я. Между прочим, если интересуешься, девять дней тебе сегодня.
— Что значит — девять дней?
— Как преставился. Или у вас теперь дней не считают?
— Считают, — сказал Юрка. — Дома, наверное, поминают, выпивают-закусывают. Если им сообщили, конечно, про меня. Слушай, а не махнуть ли нам в тот ресторан, где все началось? Название-то я помню. Вот дом, в котором все кончилось, совсем не помню.
Некоторое время он разыскивал ресторан, сразу очутиться в нем не получалось, мало оставалось примет. Но нашел и влетел в широченное окно.
Время оказалось подходящее, самый разгар угара. Скелеты музыкантов наяривали, скелеты посетителей приплясывали, скелеты официантов сгибались профессионально — обслуживали. Но узнать кого-либо в толпе Юрка не мог: лиц не видел, души не просвечивали — какие у пьяных души? Мигали только однообразно, то там, то сям, зеленые, как у такси, огоньки желания. Юрка вспомнил, что на груди у Ирочки видел заковыристую такую цацку, поискал на скелетах. Цацки не было. «Научиться бы как-то различать этих сволочей, — подумал Юрка с тоской. — По расположению металла, что ли. Пломбы всякие, значки специфические». Не получалось. Опыта не хватало и в этом. Опыт везде нужен.
— Бес, — позвал Юрка, напрягшись, — пойди сюда.
Явись!
И бес явился.
— Ты знаешь, кто меня убил? — не утерпел, спросил напрямую Юрка.
— Нет, — соврал бес. Видно было, что соврал, а как докажешь?
— А узнать можешь? — прикинулся Юрка.
— Попробую, поспрошаю, посоветуюсь. Да найдем, — бес почувствовал себя в своей стихии и оживился, обнаглел. — А может, давай на пару работать? Меня-то всякий обидит, а ты всех вот здесь держать сможешь, — показал бес гладкое место на черной заросшей ладони. — Ты, я смотрю, по справедливости, убийцу не зажал. Мог бы, конечно, и одиннадцатого мне уступить, ну, да тут на твое усмотрение. Будем сходиться у изголовья, ты справа, я слева, и определять примерно, по чьему ведомству этот грешник проходит, по вашему или по нашему.
