Сергей Герасимов - Изобретение зла
Что это? В воздухе мелькнули черные искры. Искры были черными, но светились. Мне могло показаться, и чтоб не ошибиться, я закрыл глаза и прокрутил мгновенье замедленно - искры все-таки были, черные и светящиеся. Из ничего, просто из воздуха.
Нехорошо было и то, что я не решил заранее как прыгать - с разбегом или без. Конечно, лучше с разбегом, но тогда не видно того места, на которое хочешь прыгнуть, и еще, можно промахнуться, ступая последний шаг. А остановиться уже нельзя и ты летишь вниз. А потом - тапочки, в них не разбежишься. Можно бежать босиком, а тапочки держать в руках. Нет, руки нужны, чтобы прижаться к крыше на той стороне. Тогда тапочки можно оставить здесь или забросить сразу на ту крышу. Нет, не выйдет, они сразу соскользнут вниз, и ещё эта крыша слишком колючая, босиком бежать нельзя. И вообще бежать нельзя потому что скользко.
Придется прыгать так. Плохо, потому что для этого придется стать на самый-самый край.
Верхушки дальних небоскребов уже залились ослепительно-желтым отражением солнца. Интересно, почему на закате солнце красное, а на восходе - желтое? Я сделал полшага вперед и почувствовал тошноту. Это хуже всего, потому что это болезнь. Так все говорят. Сейчас тошнота усилится, а потом закружится голова и станет совершенно все равно разбиваться или не разбиваться. Потом все вокруг исчезнет, а потом появится снова, если я ещё буду жив. Нужно спешить, пока не началось. Я подвинулся ещё чуть-чуть и заглянул вниз. С сожалением я отметил совсем ненужную мысль - желание смотреть вниз во премя прыжка. Я знал, что смотреть вниз нельзя, а нужно смотреть вперед и искать к чему бы прилипнуть руками. Но раз мысль возникла, я буду смотреть обязательно. Это как в одной из сказок, которые рассказывали в Синей Комнате: перед тобою стоит чудовище и смотрит на тебя; если ты не откроешь глаз, то все обойдется; ты знаешь, что нельзя смотреть и именно поэтому глаза открываются. Я ещё раз взглянул вниз: чудовище терпеливо ждало, открыв глубокую пасть с четырьмя рядами окон-зубов.
Начинала кружиться голова.
Что это?
Тонкий слой снега, четырьмя этажами ниже, шевелился.
Из-под снега высовывались блестящие стебельки, похожие на побеги металлического растения. Сверху было трудно их рассмотреть. Стебельки становились толще и выше. На их концах появились зазубрины, как на рыболовных крючьях. Стебли, без сомнения, были стальными и острыми. Кто-то приготовил их для меня. Зазубренные стальные колья метра по полтора или два каждый поднялись и замерли в ожидании добычи. Я представил, что случится с моим телом, если я сорвусь. Я буду нанизан на них как на копья. Но я не сорвусь.
Я взглянул на ту крышу, куда собирался прыгнуть. С ней не все было в порядке. Еще минуту назад там торчали шесть металлических ребрышек, пусть маленьких, пусть ненадежных, но все же позволяющих зацепиться. Сейчас ребрышек осталось два и одно быстро укорачивалось, будто таяло сверху. Крыша стала гладкой, словно хорошо отполированной. На такой не удержишься, если не останется последней зацепки. А если растает последняя?
Я сделал шаг к пропасти. Позже я вспоминал как это произошло. Нет, я не решал прыгать, моя нога ушла к краю сама собой и, уже повиснув в воздухе, я ощутил свободную решимость. Моя нога прогнула неплотный край крыши; пальцы повисли в воздухе. С нечеловеческим усилием я оттолкнулся одной ногой, так, что затрещала спина. Вторая нога взлетела высоко вперед. Я летел медленно, как коршун над водопадом. Я вспомнил, что должен посмотреть вниз и наклонил голову, но увидел лишь удаляющуюся стену и два окна Синей Комнаты. Черные искры вились в воздухе вокруг меня. Стальные колья ждали добычи. Некрашенная решетка пожарной лестницы висела рядом, удерживаясь на длинных штырях. Одновременно я видел себя со стороны сверху и сбоку, медленно летящего и шевелящегося в воздухе. Потом я с грохотом ударился о коричневую мерзлую крышу. Я не смог схватиться пальцами и ноги заскользили вниз. Не видя ничего, я искал пальцами железные ребрышки, пальцы соскользнули, соскользнули ещё раз и сжались с беспредельной силой. Я с удивлением смотрел на свои пальцы, которые перестали чувствовать боль. Пальцы расцарапались вкровь, но держали с силой стальных крючков.
И в этот момент стало все равно. Жизнь вдруг отделилась непроницаемой пленкой, мир стал отражением в зеркале, а зеркало все мутнело и мутнело и вдруг разбилось и осыпалось звенящими искрами. Я захотел прижаться к крыше, но не смог. Я захотел крикнуть, но не смог тоже. Я стоял на коленях и ждал, пока голова перестанет кружиться.
37
В этот момент экран мигнул ещё раз. Манус удивленно посмотрел на датчик контроля. Датчик показывал полный порядок. Датчик всегда показывал полный порядок. Было десять часов, семнадцать минут сорок секунд ровно момент следующего исторического перелома, документально зафиксированный момент смерти
Машины.
- Что-то случилось? - спросил он Машину.
- Все хорошо.
- Что означают эти мигания?
- Ничего страшного. Просто перегрев, - ответила Машина.
- У тебя странный голос. Ты что, волнуешься? - пошутил Манус и чуть не рассмеялся своей шутке.
- Ничего страшнного. Просто перегрев.
Манус надавил на клавишу. "Уничтожить!!!!!!!!!!", - приказывала клавиша, но
Машина не реагировала на приказ. Синяя фигурка перелетела через пропасть и прижалась к крыше, найдя за что схватиться. Над нею дрожало сияние из черных искр. "Уничтожить!!!!!!!!!", - приказывала клавиша, но синяя фигурка жила.
- Как это понимать? - спросил Манус.
- Погрешность программы, - ответила Машина. - Программа писалась с участием человека, поэтому она не совсем точна.
- Что означают искры?
- Искры как раз и означают погрешность программы.
Было десять часов, семнадцать минут и пятьдесят три секунды ровно.
Четырнадцать секунд назад Машина, как единый и величайший земной организм, умерла.
К этому времени Машина уже не существовала. Машина уже разделилась на несколько меньших машин - это означало её смерть как великого всепланетного организма. Хотя Машина была единой системой и пронизывала весь поверхностынй слой земли, она служила разным хозяевам. В Африке её просили сделать одно, в
Гренландии - другое. Машина выполняла просьбы и приказы. Если приказы оказывались взаимоисключающими, то она выполняла их не полностью, но так, чтобы не обидеть людей. Стран все ещё оставалось много и разные страны не доверяли друг другу. Разные страны копили оружие и целились им друг в друга. Основные запасы оставались со времен больших войн, но кое-что изобреталось и позже.
Одним из последних военных изобретений была Мельница, специально предназначенная для разрушения той сети Машины, которая служит врагу. Ведь без Машины враг оказывался беспомощнее младенца.
