Олесь Бердник - Звездный корсар
- Ого! - отозвался одобрительно шеф. - Сразу в атаку? Молодец. Только смотри - не навреди себе. А то ты такой!
- Какой?
- Неуравновешенный. Заводной. А к Сенченко позвоню. Отправляйся. Тебя примут.
Бова заскочил домой, прокипятил шприц, ввел препарат в бедро. Предупредил бабусю, что уезжает на несколько дней. Выйдя на улицу, поймал такси.
В регистратуре уже ждали. Молоденькая русоволосая девушка отвела его в кабинет врача, посадила на топчан, покрытый клеенкой.
- Подождите здесь. Сейчас придет дежурная сестра, она вас примет.
- А кто дежурит? - равнодушно спросил Григор, держась за голову, как заправский больной.
- Куренная Галина. Разве вам не все равно?
- Все равно, - согласился Григор, хоть у самого сердце застучало.
Девушка вышла. Парень ощутил; как горячая волна хлынула в голову, раскаленный обруч внезапной боли опустился на затылок. Вот оно - начинается! Это действительно не шутки! Интересно, стоило ли начинать эту игру? А вдруг давно уже нет - этого Куренного, а ему приходится такими странными и опасными способами гоняться за химерой.
Дверь отворилась, в кабинет зашла сестра. Пересиливая боль, парень поднял лицо и остолбенел от неожиданности. Подхватился с места. Сестра, не обращая на него внимания, направилась к столу. Открыла толстый журнал.
- Сядьте, почему вы встали? - тихо молвила она.
Григор смотрел на нее и молчал. Как он сможет спрашивать у нее об отце? У такой королевны? Удивительное создание. Словно незримый знак на ее челе - знак скорби и красоты. Лицо худощавое, бронзовое: черные, с синим отливом волосы, а под бровями, похожими на крылья орла, готового к полету, - прозрачно-лазоревые глаза, словно небесные самоцветы. Под белым халатом угадывается гибкое тело, как у лесной серны. Он забыл обо всем, не знал, что говорить. Сестра о чем-то спросила. Григор не ответил, кровь стучала молотом в уши.
- Вы что - онемели? - спросила она и отвернулась.
Теперь Бова видел ее профиль - заостренный, какой-то сосредоточенно-злой. Казалось, что в ее глазах мерцали, переливались искорки гнева. Неужели она всегда такая? Почему?
- Фамилия?
- Бова, - ответил парень. - Григор Бова.
Она взглянула на открытое крутолобое лицо, впервые улыбнулась. Григору показалось, что льдинки в ее глазах растаяли, резкая морщинка возле уст исчезла.
- Бова, - повторила она, записывая. - Странная фамилия. Будто в сказке. Бова-королевич...
- А может быть, мы и живем в сказке? - прошептал Григор, пересиливая боль и любуясь девушкой.
- Слишком суровая сказка, - снова нахмурилась она. - Безжалостная...
- Сказки бывают жестокие, - возразил Бова. - Героев убивают, предают...
- Но в сказке непременно есть живая вода, - насмешливо ответила она. Героев воскрешают. В жизни так не бывает.
Григор промолчал. Не хотел касаться какой-то тайной струны, которая (он это ощутил остро) натянута в ее душе предельно. Еще одно усилие - и разрыв!
- Профессия?
- Юрист, - неохотно ответил Григор.
- Такой молодой прокурор - и уже гипертония? - удивилась Галя. - Тогда вам нельзя работать в юстиции. Слишком тонкая организация для таких дел...
- Почему непременно прокурор? - пожал плечами Бова. - Юриспруденция необъятное поле. Это - космическая наука.
- Вот как? - молвила она. - Что-то не замечала такого за нею. Ковыряется в грязи людской...
- Дети тоже играют в пыли. А затем строят дворцы и сеют цветы...
- И возводят темницы, и пушки отливают, - подхватила Галя. - И начинают войны, жгут сады, дворцы, храмы...
- Правда ваша, - вздохнул Григор. - Но нельзя и перегибать палку. В мире больше прекрасного.
- Как кому, - горько молвила девушка, записывая что-то в журнал. - Это зависит от того места, на котором человек стоит. Или от чувства черного юмора. Помните известную народную усмешку... "Цыган, твоего отца повесили!" - "О, пошли наши вверх!" А впрочем, что это мы начали с вами философствовать? Раздевайтесь, измерим давление. А затем - в палату.
- Мне бы хотелось поговорить с вами по-дружески, - сказал Григор, снимая рубашку. - Вот как выйду из больницы, встретимся и тогда...
- Вы считаете, что мы встретимся? - удивилась Галя.
- А вы думаете, что... нет? - тревожно спросил парень.
Галя промолчала, готовя прибор для измерения давления.
- Почему вы... не отвечаете?
- А зачем... встречаться? - наконец отозвалась она.
- Не могу сразу сказать, - тихо ответил Григор. - Не хочу банальных слов. Очень хочется увидеть вас... много, много раз...
Лицо девушки вспыхнуло, загорелись самоцветы очей. Она остро взглянула на парня, обожгла, снова отвела глаза.
- Если вы хотите...
- Очень.
- Тогда я подумаю.
- Где? И как?
- Какой быстрый! - засмеялась она. - Вы теперь больной.
- Не больной! - возразил он энергично. - Не знаю, поможет ли мне биотрон профессора, а вы...
- Не надо, - попросила она. - Не надо так...
- Как?
- Тривиально. Как у всех. Пусть будет молчание. Еще есть время. Подумайте. Если не передумаете - встретимся...
Григор старательно побрился, надел серый спортивный костюм. Выглянул в окно - на небе кучились белые облака, воздух был душный и влажный. Подумав, Григор решил захватить плащ.
Баба Мокрина пригласила парня к завтраку. Он вошел в кухню сияющий, веселый. Дед Микита одобрительно взглянул из-под бровей.
- Теперь другой табак! На человека похож. А то - словно забулдыга, оборванец. Не иначе как на свидание собрался. Правду говорю?
- Э, такое скажете! - махнул рукою Григор.
- Не твое дело, - вмешалась баба Мокрина. - Хлопец самостоятельный, что хочет, то и делает.
- "Самостоятельный"! - скептически сказал дед. - Пока сам. А набросит сеть какая-нибудь девка размалеванная, расфуфыренная - где эта хваленая самостоятельность денется! Будет танцевать под ее дудку!
- Ты много танцевал?
- Было, было! - вздохнул дед, уткнув нос в неизменную газету - Отплясывал, как медведь на цепи. У вас, женщин, колдовская сила!
- Пока молодые, - засмеялся Григор, отхлебывая чай из стакана.
- Ясное дело, - согласился дед. - Вот я: уже одна нога в гробу, а как увижу ясные глазки и все другое... где и сила берется! Будто живчик какой-то пробуждается в тебе...
- Молчал бы уж! - сердито рявкнула баба. - Еще тебе, седому дураку, о живчиках болтать? Постыдился бы Григора!
- А чего стыдиться? - удивился дед. - Дело житейское. Я ее хвалю, а она гневается. Ну и пошутить нельзя!
- Меры не ведаешь, старый греховодник!
- А где она - эта мера? Смотри, Григор, как полюбится фифа намалеванная, то лучше и не приводи к нам, не пущу на порог
- Не слушай, Григорчик, успокоила баба, - лишь бы по сердцу, а размалеванная иль нет, дело десятое. Умыться всегда можно, а вот если нутро нечистое - тогда уж не отмоешь!
