Олесь Бердник - Звездный корсар
Григор сложил листок с записями, спрятал. Выйдя к трамвайной линии, сел на 28-й, доехал до Красной площади. Решил зайти домой. Он жил на Андреевском узвозе у своих односельчан, которые выехали из села еще в предвоенные годы. Старые-престарые супруги - им было уже за семьдесят - доживали век одиноко, получая небольшую пенсию за двух сыновей, погибших на фронте в последней войне.
Дед Микита был дома. Сидел в темной кухне на треногом стульчике, ремонтировал ветхие шлепанцы. Взглянул на Григора, усмехнулся в желтые прокуренные усы и, как всегда, хитровато спросил:
- Ну как - поймал какую-нибудь важную птицу?
- Летает дед, еще летает! - в тон ему ответил Григор.
- Так ты, слышь, реактивный возьми, чтобы догнать, - не мог угомониться дед Микита, поплевывая в ладони.
- Обойдемся без реактивного. Пешком догоним! - ответил парень, выискивая что-то в комоде.
- Гляди, гляди, тебе виднее. Эх, парень! И охота тебе сыщиком-пыщиком служить? Ну хотя бы прокурором или адвокатом, это я понимаю: у всех на виду, авторитет! А то шныряешь где-то по задворкам, и никто о тебе не знает.
- А зачем, чтобы кто-то обо мне знал? - весело спросил Григор, примеряя потертые брюки.
- Разве что так, - сокрушенно покачал головою дед. - Кому что! Кому поп, кому попадья...
- А мне - попова дочка! - подхватил Григор. - Не надо, дед Микита, меня жевать! Я жеваный-пережеваный! Ткнусь в село, мать и отец сразу в штыки: ты что себе думаешь, лучше бы агрономом стал, глянь - поля какие, а людей все меньше, все в город бегут, будто в городе на асфальте булки растут!..
- Правильно говорят! - одобрительно кивнул дед. - Славный у тебя отец. И кузнец, и косарь, и механик. Куда ни кинь - все мастак. А ты - просто так!
- Ого, вы, дед, уже начали в рифму говорить, - пошутил Григор. - Быть может, поэтом станете на старости?
- Поэтом или пенсионером, а не хуже тебя вижу, что и как! - рассердился дед. - Зачем ты рвань эту на себя напяливаешь? Сдурел? В Павловскую больницу захотел?
- А зачем этим лохмотьям пропадать? - улыбнулся парень, надевая штаны и старую спортивную куртку. - Теперь такая мода. Ретро называется...
- Не ретро, а ветро! - вскипел дед. - Ветер у тебя в голове гуляет. Да и у всех вас. Девчата скоро лопухом срам свой прикрывать будут. Конец света настает. Ну как хочешь. Охота тебе дразнить собак? Непутевый ты, Григор, хотя я и люблю тебя.
- Ничего, ничего, дед Микита, - успокоил его Григор. - Когда-нибудь я расскажу, что и как. А теперь чайку попью - и за работу!
- Тоже работа - не бей лежачего. Пей, пей чай, там Мокрина в термосе оставила. И сырники со сметаною в суднике.
Григор попрощался с дедом, вышел на улицу. Решил сразу ехать на Куреневку. К нужной остановке на улице Фрунзе Бова добрался трамваем, дальше добирался узенькими улочками. Вот и Покрученная. Старенькие, еще дореволюционные домики. Сады, сады. А что - неплохо. Хоть и не современные коттеджи, но жить здесь, наверное, приятно. Тишина. Молочно-пенистый потоп вишневого цвета по обе стороны. Над деревьями гудят пчелы, хрущи. На скамеечках у подворотен сидят старухи, гутарят, смеются. Перемалывают, перемывают косточки ближних и далеких. Среди чертополоха и зарослей полыни весело играют дети, татакают из самодельных и фабричных автоматов, вызывают из небытия - не дай бог! - войну, проклятую всем честным народом. Калитка открыта. Григор тихонько вошел на подворье. Возле ветхого коридора буйно расцветала сирень. С завалинки шмыгнул кот. Под правечной грушей на самодельном табурете сидела бабка - худая, аж прозрачная. Тонкими синеватыми пальцами с набухшими жилами она перебирала на столике щавель, складывала в миску. Увидев Бову, подняла на него взгляд синих прозрачных очей. Парень поздоровался, спросил:
- Это дом номер десять?
- Эге. Так ведь на калитке написано.
- Я - для точности, - авторитетно заявил Бова и кашлянул. - Как ваша фамилия?
- Григорук я, Маруся Григорук. А что? - встревожилась она.
- Да ничего, - успокоил ее парень, снимая картуз и приглаживая шевелюру. Я из Киевэнерго. Проверяю линию. От вас поступила жалоба, что барахлит освещение.
- Жалоба? - удивилась хозяйка. - Я ничего не писала. - Может быть, Галя?
- А кто это - Галя? - словно между прочим спросил Григор.
- Квартирантка моя. Девчонка, сестра милосердная. Наверное, она и написала. А я - нет. Иди, сынок, взгляни, что и как...
- Пойдемте вместе, - сказал Григор. "Еще не хватало самому торчать в доме, так ничего не узнаешь".
- Не вор же ты? - пожала плечами старушка. - Да и красть у меня нечего. Иди, не бойся.
- Нет, - уперся парень. - Только в вашем присутствии.
- Упрямый, - улыбнулась бабуся. - Ну пойдем, пойдем, если уж так настаиваешь. Хотелось скорее перебрать щавлик. Моя Галя уважает зеленый борщик. Вечером придет. Добро, Я и там переберу, в кухоньке...
Она перекочевала в низенькую веранду-коридор, где стоял закопченный керогаз и располагалась батарея кастрюль и горшков. Григор начал осматривать счетчик. Включил свет. Все было в полном порядке. Бабуся взглянула на парня.
- Ну как?
- Мм... Надо внимательно осмотреть, проверить.
- Наверное, моя голубка что-то заприметила да и написала вам. А тебе, сынок, хлопоты.
- Ничего, такая у нас служба. А что... это ваша Галя... учится, наверное, вечерами?
- Эге ж, - отозвалась хозяйка. - Она умная девчонка. На вечернем учится. Тяжело ей. Дежурит в больнице, а затем прискочит - и за книги. Хочет настоящим лекарем стать. И станет. Не отступится.
- А родители ей помогают? - равнодушно спросил Григор, приглядываясь к щитку и ощупывая пробки.
- Сирота она, - вздохнула бабуся. - Нет у нее никого. Какие-то дяди и тети есть, но не отзываются. Почему - не ведаю. Не признают ее. А мать и отец померли. Года три уже, как их нет. Так что она сиротка, и я ей как бы мать...
Григор искоса взглянул на хозяйку. Будто искренне говорит. Значит, Галя ей сказала неправду? Почему бы? Впрочем, глупый вопрос. Не станет же она говорить этой старой женщине о своем горе! Зачем? Тем более если она и сама ничего не знает. Что ж, из бабуси, как видно, не вытянешь ничего. Надо встретиться с Галей. А как? Снова притвориться монтером? Подозрительно. Да и хозяйка что подумает?
- А когда она дома бывает? - спросил Григор. - Поздно приходит?
- Когда как. У нее график. Сегодня, например, она днем дежурит, а завтра в ночь идет, а затем - снова днем. Послезавтра - выходной. Мы с нею и не видимся: она сюда, а я - туда.
- А вы разве работаете? - удивился парень.
- А как же, - довольно молвила хозяйка. - Еще хожу, убираю тут в одной конторе. Слава богу, свой хлеб ем. Дай бог, чтобы и не перейти на чужой.
Странно было Григору слушать ту речь, обычная встреча открывала ему целые миры в жизни, казалось бы, совсем незаметных людей. Он быстро попрощался с бабусей, пообещал, что теперь с электричеством будет все в порядке, и вышел на улицу. На душе было нехорошо. Будто он совершил что-то постыдное. Что ж, теперь следует прийти послезавтра, когда старухи не будет. Играть ва-банк! Будь что будет!
