Лоис Буджолд - Барраяр
Следом за Эйрелом шел встревоженный санитар, напоминая:
– Не забудьте, сэр, старайтесь говорить поменьше, пока доктор не проведет вам промывание горла.
В окнах замерцал серый рассвет. Форкосиган присел на край постели, взял ее руку и начал поглаживать.
– Тебе холодно, милый мой капитан, – хрипло прошептал он.
Она кивнула. Грудь у нее болела, горло драло, носоглотка была словно обожженная.
– Мне не надо было соглашаться на эту должность, – добавил он. – Мне так жаль…
– Я тоже тебя уговаривала. Ты пытался меня предупредить. Ты не виноват. Мне казалось, эта работа тебе подходит. Подходит…
Он покачал головой.
– Не разговаривай. На голосовых связках появятся рубцы.
Она невесело усмехнулась и приложила палец к его губам, когда он попытался снова заговорить. Он кивнул, смиряясь, и они некоторое время молча смотрели друг на друга. Он нежно отвел с ее лица спутавшиеся волосы, а она поймала его широкую ладонь и крепко прижала к своей щеке – утешая его и себя, пока бригада врачей и техников не забрала Форкосигана на процедуры.
– Мы скоро придем к вам, миледи, – строго предупредил их начальник.
Спустя некоторое время они вернулись и заставили Корделию полоскать горло какой-то омерзительной розовой жидкостью, а после – дышать в некое устройство. Медсестра принесла завтрак, к которому Корделия не притронулась.
Потом в палату явилась комиссия врачей – все как один с мрачными торжественными лицами. Тот, который ночью приезжал из дворца, теперь был аккуратно причесан и одет в штатское. А рядом с личным врачом Форкосиганов стоял молодой чернобровый мужчина в зеленой военной форме с капитанскими нашивками на воротнике. Поглядев на эту троицу, Корделия почему-то вспомнила древнюю легенду о Цербере.
Ее личный врач представил незнакомца:
– Это капитан Вааген из исследовательской лаборатории Императорского госпиталя. Он – наш главный специалист по отравляющим веществам.
– Изобретаете новые яды, капитан? – полюбопытствовала Корделия. – Или создаете противоядия к уже известным?
– И то, и другое, миледи, – без тени смущения отозвался капитан Вааген.
В его поведении сквозила какая-то непонятная решимость и напористость.
У личного врача взгляд был запуганный, но губы его улыбались.
– Милорд регент попросил меня проинформировать вас о расписании лечебных процедур. Я полагаю, – он откашлялся, – полагаю, что желательно было бы побыстрее произвести аборт. Для вашего выздоровления требуется, чтобы физиологическая нагрузка была устранена как можно скорее.
– И ничего нельзя сделать? – безнадежно спросила она, уже зная ответ по выражению их лиц.
– Боюсь, что нет, – печально проговорил личный врач. Доктор из императорского дворца кивнул, подтверждая его слова.
– Я провел информационный поиск, – неожиданно заявил капитан, глядя в окно. – Был один эксперимент с кальцием. Конечно, полученные результаты не особенно обнадеживают…
– Мне казалось, мы договорились об этом не упоминать, – с неудовольствием заметил дворцовый врач.
– Вааген, это жестоко, – поддержал его и личный врач Корделии. – Вы внушаете миледи ложные надежды. Нельзя превращать супругу регента в подопытного кролика для ваших злополучных экспериментов. Вы получили разрешение регента на вскрытие плода – успокойтесь на этом.
Мир Корделии мгновенно вернулся в нормальное состояние, стоило ей всмотреться в лицо человека, предлагавшего эксперимент. Она знала этот тип людей: фана– тики-энтузиасты, готовые принести в жертву своей – гениальной или безумной – идее все что угодно, вплоть до собственной карьеры. Ее судьба, ее призрачное счастье ничего для него не значат, разве что материал для монографии. Риск, на который она должна будет пойти, его не смущает – она не личность, а объект исследований. Корделия дружески улыбнулась молодому знатоку ядов. Теперь она знала, что в сплоченном фронте врагов наметилась брешь, и не собиралась упускать свой шанс.
– Рада с вами познакомиться, доктор Вааген. Хотите написать лучшую в своей жизни статью?
Дворцовый эскулап фыркнул:
– Она вас сразу раскусила, капитан.
– Вы, конечно, понимаете, – начал приятно удивленный Вааген, – я не могу гарантировать результатов…
– Результатов?! – прервал его врач Корделии. – Господи, да вы бы лучше объяснили, что такое в вашем представлении эти «результаты». Или покажите ей фотографии… Нет, не надо. Миледи, – повернулся он к ней, – лечение, о котором говорит капитан Вааген, проверялось двадцать лет назад. Оно причиняло непоправимый вред матерям. А результаты… Самый лучший результат, на который вы могли бы надеяться, – это скрюченный калека. Или что-нибудь еще хуже. Невообразимо хуже.
– Прекрасно описывается словом «медуза», – уточнил токсиколог.
– Вы не человек, Вааген! – возмутился личный врач и с тревогой взглянул на свою пациентку – насколько сильно она расстроилась.
– Жизнеспособная медуза, доктор Вааген? – спросила Корделия.
– Гм… Может быть, – ответил он, не обращая внимания на негодование возмущенных коллег. – Но главная проблема – в том, что происходит с матерями, когда лечение проводится in vivo.
– А разве нельзя провести его in vitro? – задала естественный вопрос Корделия.
Вааген бросил торжествующий взгляд на личного врача Форкосиганов.
– Это, безусловно, открыло бы ряд новых возможностей, – пробормотал он, обращаясь к потолку.
– In vitro? – озадаченно переспросил дворцовый медик. – Каким образом?
– Что значит «каким образом»? – вскинулась Корделия. – У вас где-то в чуланах пылятся семнадцать маточных репликаторов эскобарского производства, привезенных с войны. – Она обернулась к Ваагену: – Вы, случайно, не знакомы с доктором Генри?
Вааген кивнул:
– Мы работали вместе.
– Тогда вы должны все про них знать!
– Ну… не то чтобы все. Хотя Генри вроде бы упоминал, что эти аппараты по-прежнему в рабочем состоянии. Но, как вы понимаете, я не гинеколог.
– Совершенно верно, – ухватился за это утверждение личный доктор. – Миледи, этот человек вообще не врач. Он всего лишь биохимик.
– Но вы-то врач, – возразила она. – Так что у нас полный состав. Доктор Генри и… капитан Вааген займутся Петером Майлзом, а вы – его переселением.
Лицо доктора приняло какое-то растерянное выражение, и Корделия даже не сразу определила, что это – страх.
– Я не могу сделать перенос плода, миледи, – признался он. – Я не умею. Никто на Барраяре не обладает необходимым опытом.
– Значит, вы не рекомендуете эту операцию?
– Определенно, нет. Слишком велика вероятность необратимых повреждений… Ведь вы же, в конце концов, через несколько месяцев можете снова забеременеть, если рубцевание не распространится на ткань яич… Гм! В общем, вы сможете начать сначала.
