Александр Смолян - Во время бурана
Переезд на дачу сулил, конечно, много интересного. Но Миша считал, что можно и повременить с переездом: не пропускать же такое необыкновенное событие, как оштукатуривание дома! Мнения Миши никто, однако, не спрашивал, а сам он не решался заговорить в присутствии посторонних.
И вдруг мама посмотрела на Мишу, их глаза встретились. Наверно, мама почувствовала, что Мише очень хочется остаться. Она спросила:
— Как ты думаешь, Мишутка? Может быть, все-таки задержимся немного?
— Задержимся! — воскликнул Миша, не скрывая радости.
— Хорошо, — сказала мама, обращаясь к прорабу и управхозу. — Я отложу переезд. Дня три мы, пожалуй, можем подождать, если нужно.
Весь этот день Миша провел в нетерпеливом ожидании. Такие слова, как «мостки», «пóдмости», «лебедки», «блоки», — слова, смысл которых он понимал лишь приблизительно, — уже зажгли его воображение. Раньше он и не думал о том, что дом будут когда-нибудь штукатурить со стороны двора.
— Мама, — спросил он вечером, — а зачем это — штукатурить?
— Так полагается. Наверно, для прочности. Чтобы стены дольше держались.
— А разве наш дом непрочный?
— Нет, прочный, конечно. Но все-таки кирпич — это ведь не настоящий камень. Он все-таки разрушается… Выветривается постепенно, что ли… Кроме того, оштукатуренный дом и выглядит гораздо лучше. Вот как у нашего дома фасад.
— А что такое фасад?
— Та стена, которая с улицы. У нее ведь совсем другой вид.
— А как другая стена называется? Та, которая со двора?
— Та… Не знаю, Мишутка, по-моему, никак она особенно не называется. Не приставай, маленький, дай дописать письмо. Займись чем-нибудь…
Да, со двора дом выглядел совсем не так, как с улицы: фасад был оштукатурен уже давно — раньше, чем Миша со своими родителями переехал сюда. Миша воспринимал его как нечто цельное, высеченное из одного огромного светло-серого камня. Мальчику никогда не приходило в голову, что это всего только штукатурка, тонким слоем которой покрыта самая обыкновенная кирпичная стена — такая же, как и та, что выходит во двор.
•Утро началось оглушительным стуком, раздавшимся над самой головой. Мама и Миша одновременно открыли глаза и посмотрели друг на друга. Снова наверху загрохотало. Они сбросили с себя простыни и сели на своих кроватях. Теперь с чердака уже непрерывно доносились какие-то удары, скрежет железа, громкие голоса. Мама посмотрела на часы. Было ровно восемь. Она сказала:
— Так. Начинается. Хорошо по крайней мере, что предупредили.
Только теперь Миша понял, что все эти звуки означают начало работы. Он бросился к балкону, но в это время раздался звонок у дверей. Миша открыл.
На лестничной площадке стоял бригадир плотников — тот дяденька в железных очках, который вчера сказал: «Будем знакомы». Позади него стояло трое рабочих. Каждый из них поддерживал, прислонив к стене, массивный, сбитый из досок щит.
— С добрым утром! — сказал Будем Знакомы. — Разрешите?
— Пожалуйста! — крикнула мама из комнаты.
— Проходи, — повернулся он к рабочим. — Тащи прямо на балкон.
Миша отметил про себя, что он так и сказал: «Тащи», хотя рабочих было трое, а не один. Миша поздоровался с каждым из них, но первые два не обратили на него внимания. Зато третий не только ответил, а еще и весело подмигнул Мише, как старому приятелю.
Проводив рабочих на балкон, бригадир вернулся в комнату и сказал:
— Пока блоки-то налаживают, я и надумал щиты для настила с собой прихватить. «Чего, думаю, порожняком подниматься?» Так-то оно быстрей будет.
— Конечно, — сказала мама.
— Лифтерша у вас — женщина хорошая, сознательная, — продолжал бригадир. — А на прошлой неделе мы в Кривоколенном переулке работали, — так там нас в лифт со щитами не допускали. Говорят, «груз». А какой в этом щите груз? Никакого в нем нету груза! Что он — тяжеле человека, что ли?
— Может быть, там лифт не такой мощный, как у нас?
— Очень возможно, — охотно согласился бригадир. — Там лифт старенький, слабоватый… Я это все к чему говорю? Я к тому, что управхоз пообещался вам не таскать через квартиру материалы, грязь не разводить. А какая тут может быть грязь? Плотницкий материал — чистый, это не штукатурка.
— Так я ведь не возражаю. Носите сколько угодно!
— Вот и договорились, — произнес Будем Знакомы с таким довольным видом, как будто одержал нелегкую победу. — Носи, ребята! — крикнул он в сторону балкона. — Пока блоки наладят, мы еще три рейса сделаем.
Они ушли, а Миша тотчас же забрался на балкон. Здесь лежали один на другом оставленные плотниками щиты, возле них были положены топоры, ножовки, молотки. Стоял узкий и длинный деревянный ящик с ручкой; в отделениях этого ящика лежали гвозди разной величины. Самые маленькие из них были не короче пальца, а самые большие были по крайней мере с карандаш.
«Вот это гвозди! — с восхищением подумал Миша. — Длиннее, наверно, и не бывает». Он решил попросить один такой гвоздь у того веселого рабочего, который поздоровался с ним.
Затем он почувствовал непреодолимое желание немножко поработать. Вооружился молотком, взял в ящике гвоздь и стал забивать его в верхний щит. Сначала ничего не получалось. Но потом дело пошло, Миша очень увлекся и дубасил молотком изо всех сил. Мама была на кухне, готовила завтрак и не обращала внимания на стук, тем более что грохот с чердака доносился еще громче прежнего.
Спохватился Миша только тогда, когда сообразил, что сбил вместе два верхних щита. Он стал тащить руками наполовину вколоченный гвоздь.
За этим безнадежным занятием и застали его возвратившиеся плотники. Пыхтящий, обливающийся потом, расцарапавший палец о шляпку гвоздя, он даже не посмел поднять на них глаза. «Подвинься, — сказал один из них. — Э, тут, брат, рукой не вытащишь, тут гвоздодёром надо». А Будем Знакомы сказал:
— Тебе, молодой человек, здесь делать нечего. И без тебя тесновато. Будем здесь бревна кантовать, топорами орудовать — можем и зацепить ненароком. Иди отсюда, иди.
Миша ушел очень огорченный. Но вскоре он утешился. После завтрака он пошел во двор, где было, пожалуй, даже интереснее, чем на балконе.
Двор превратился в строительную площадку. Всюду сновали рабочие. Одни сколачивали дощатые загородки вокруг молодых, посаженных в прошлом году деревьев; другие разгружали машину, которая привезла трубчатые детали сборных лесов; третьи устанавливали лебедки, подводили к ним электричество.
