Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара
- Ладно, Эргис, извини. Зря я так.
- Нет, ты постой! Ты мне вот что скажи: как это можно жить не веруя?
- А кто тебе сказал, что я не верую? У меня своя вера: люди. Понимаешь, мне кажется, что не так уж он хорош, тот мир, что подарил нам господь. Да и ты, по-моему, от него не в восторге. Бегаешь, дерешься... нет, чтоб сидеть да терпеть, что тебе бог определил.
- Учитель!
- Ладно, Эргис, хватит. Дурацкий разговор.
- И верно, хватит. Дурацкий разговор.
- И верно, хватит! Страшно от твоих речей! Неужто ты для людей душу готов загубить?
- Давно загубил, - ответил я равнодушно, и Эргис, со страхом взглянул меня, пришпорил коня.
К Квайру мы подъехали в темноте; только запах дыма и жилья обозначил спящий город.
- Эх, мать моя! - сказал Эргис. - Опять в лесу ночевать!
- В доме переночуем. Только смотри: никому!
Почуяв жилье, кони пошли бодрей. Объехали Оружейный конец, спустились на берег, и вот уже зачернели по сторонам домишки Ирага. Не слезая с седла, я открыл калитку и спешился возле крыльца. Тихонько постучал и окликнул мать.
- Сыночек! - простонала она, вылетая из двери. - Родимый мой! Воротился! Ой, да ты не один?
- Друг со мною, матушка.
- Пожалуйте в дом, добрый человек, сама с конями управлюсь.
- Лучше об ужине похлопочи. Не помню, когда и ели по-человечески.
Она поохала и убежала, а мы занялись лошадьми. В дом Эргис вошел не спеша, огляделся, посмотрел на меня, пожал плечами.
- Сейчас, сынки, сейчас! - тут мать оглянулась, увидела меня, и даже руками всплеснула:
- Благость господня! Да на кого ж ты, Равл, похож!
- На черта.
- Замолчи, бесстыдник! Чтоб я таких слов не слыхала! Я засмеялся и отправился умываться. А потом мы сидели, дожидались ужина, и я расспрашивала мать.
- Как жила, сынок, так и живу, ты не тревожься. Деньги-то мне передали, а родичи навещают. Давеча Тазир, жена твоего дружка, забегала. Дочку просила шитью поучить.
- А ты?
- А я что? Пусть ходит, все не одна.
- А Суил?
- Бывает. Такая нарядная стала, красивая, а собой невеселая. Посидим, потолкуем, а то всплакнем по бабьему обычаю. Ты-то хоть надолго?
- Не знаю, матушка. Придется тебе еще потерпеть.
- Сколько ж можно, Равл? Не такие твои годы по свету бегать! Пора б и дом завести, а то, гляди, поздно будет! Не меня, так девку пожалей: сколько ей ждать, горемычной?
- Я бы и рад, матушка, да дело - не девка, ждать не станет. И не доделать нельзя: полгреха ведь за грех считают, так?
- Ох, горе ты мое! И пошто тебя господь лишним разумом наделил? Ни мне, ни тебе спокою нету! Ладно, готово. Пожалуйте к столу, добрый человек. Как величать-то вас прикажете?
- Эргисом мать-отец нарекли.
- Откуда ж будете?
- С севера, - ответил он уклончиво.
- Матушка-то ваша тоже, небось, ждет да горюет?
- Уже привыкла. Знает, что в дому меня и на цепи не удержишь. Что делать, хозяйка? И такие, как мы, на свете нужны... чтоб жизнь не скисла.
Мы ели, а она сидела напротив, подперев ладонью щеку, и все глядела, глядела...
- Сынок, а ты хоть сколько-то дома поживешь?
- Нет, родная. Только на ночь завернул. Потерпи.
Мать вздохнула и принялась готовить постель.
Заснул я мгновенно, но несколько раз просыпался и видел, что мать еще сидит у стола. Согнувшись, она в зыбком свете лучины чинила и чистила нашу одежду, порой прижимая к лицу мой пропотелый тапас.
Уезжая, я попросил мать передать Ирсалу, что мне надо увидеться - он знает с кем.
...Сегодня удивительный день. Отпустив охрану, мы с Эргисом, Суил и Баруф входим в невзрачный храм у Саданских ворот.
Блестят глаза Суил, разрумянились щеки, радость и испуг на любимом лице. Эргис ухмыляется, Баруф совершенно спокоен, а я совсем оглох от ударов сердца.
Итилар Бэрсар, сын Агира Бэрсара и Ниис Коэлар, рожденный в Квайре, берет в жены Суил, дочь Гилора и Зиран, крестьянку.
- Кто знает этого мужчину и эту женщину? - сурово спрашивает старый священник.
- Я знаю эту женщину, - говорит Баруф.
- А я знаю мужчину, - объявляет Эргис.
- Готовы ли вы присягнуть, что по доброй воле, без корысти и принуждения они избрали друг друга?
- Да, - объявляют они в один голос.
И вот уже клубится над алтарем дымок курений, и, протянув над ним руки, мы с Суил читаем молитвы. Суил запнулась, глядит на священника, ожидая подсказки, а Эргис лихо подмигивает мне. Вот уже красный шнур связал наши руки, и звучат последние, самые главные, слова обряда:
- Отныне путь ваш един, и судьба ваша едина. В беде и в радости, в веселии и в печали, на земле и на небе...
А потом мы скачем по спящему городу; радостен гулкий стук копыт, эхо мечется в щелях улиц. Сквозь ночь, сквозь тьму, сквозь средневековье мчимся мы, и город, и мир, и счастье принадлежит только нам.
А вот и дом Баруфа. Я спрыгиваю на землю, снимаю с седла Суил, несу ее по лестнице, и сердце ее так громко, так часто и тревожно стучится прямо в мое.
Я без стука зашел в кабинет Баруфа - вольность, дозволенная немногим, - и он поднял от бумаг измученное лицо.
- А, молодожен! Как дела?
- Лучше, чем у тебя.
- Пожалуй, - сказал Баруф и осторожно тронул красные от бессонной ночи глаза. - Не хотелось тебе мешать, но время... Давай кончать с лагарскими делами.
- К вашим услугам, сиятельный аких!
- Тогда приступим, благородный гинур.
- Самое смешное, что это правда. Разбирал бумаги после смерти родителей и наткнулся на любопытный документ. Оказывается, последний император пожаловал моему прадеду, главе Судейской коллегии, потомственное дворянство за особые услуги. Ну, и услуги, наверное, если даже мой отец предпочел не вспоминать о своем гинурстве!
- Нужен дворец, достойный твой милости?
- Обойдусь.
Мы поработали пару часов, потом Рават принес на подпись бумаги, и я отошел к окну. Город жил, как ни в чем не бывало: толкался, гремел, голосил, перемешивал в каменной темноте людскую гущу. Квайр ничем не удивишь...
- Тилам!
Я оглянулся. Баруф был уже один.
- Тилам, - спросил Баруф раздраженно, - ты можешь не делать глупостей?
- А что?
- Какого дьявола ты косишься на Равата?
- Вернемся-ка к Лагару, сиятельный аких.
Он молча взглянул мне в глаза - и уступил.
- Ладно. Пункт о восстановлении Карура.
- Пока можешь забыть. Отложен.
- Как же тебе удалось?
- Удалось. Дальше.
- Двадцать кассалов, статья "Особые расходы".
- Замаскированный подарок Тубару. Купил в его элонском поместье триста коней для войска. Старик доволен.
- Переплатил?
- Не очень. Трехлетки, гогтонская порода. Эргис сам ездил отбирать.
Мы работали, а время летело; не дошли до последних пунктов, а из ближнего храма уже протрубили к молитве.
