Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара
- Ты о чем?
- Сам не знаю. Вот гляжу на вас и думаю: вторая сотня лет, как Братство стоит, а что переменилось? Деды в обиде прожили, отцы в землю ушли, а нынче и мы свой век в беде доживаем. И ни конца тому, ни краю. Ладно, иди. Сам-то меня не ищи, найду, коль будешь надобен. И за мать не тревожься. Покуда я жив... не тревожься.
Домой я добрался без приключений, зато у дверей столкнулся с Баруфом: они с Дибаром как раз показались из-за угла. Дибар ухмыльнулся, а Баруф спросил равнодушно:
- Гулял?
- Вот именно.
- Очень полезно. Зайди ко мне на минутку.
В своей спальне - единственной комнате, куда не проникала роскошь Баруф отпустил Дибара и одетый прилег на постель.
- Подвинься, - сказал я и устроился рядом.
- Тилам, - начал он, - когда ты поймешь, что твоя жизнь - достояние Квайра? Глупый риск...
- Отстань! Может, я как раз о своей жизни и позаботился.
- Значит, с прогулками кончено?
- Они тебе мешают?
- Мешают, - сказал он спокойно. - Если о них узнают...
- Рават?
- Я не уверен, что смогу это замять. Вот и все.
- Спасибо!
- Послезавтра уже сможешь выехать. Все готово.
- Спешишь убрать меня из Квайра?
Баруф ничего не ответил. Он просто повернулся и поглядел мне в глаза. Печаль и нежность были в его взгляде, какая-то необидная дружеская зависть - и у меня опять встал в горле комок. Я был готов сказать... сам не знаю что, какую-то глупость, но он уже отвернулся.
- Ты что, спать здесь собрался?
- Почему бы и нет?
- Ну да! Мне только выволочки от Суил не хватало!
- Тогда вещего вам сна, сиятельный аких.
- Ладно, иди знаешь куда!
- Рад выполнить ваше поручение, господин мой!
Вот уже два месяца я не слезаю с седла. Где-то на постоялом дворе остался измученный Блир, и пегий Иг, хрипя, упал на одной из лесных дорог.
Я давно не жалею ни коней, ни людей: бросаю загнанных лошадей, меняю измученную охрану, и только Эргис неразлучен со мной. Из Каса я мчусь в ставку Крира, от Крира - в лесные вертепы олоров, оттуда - тайком перейдя границу, в укромное место, где ждет меня кое-кто из кеватских вельмож.
Я угрожаю и льщу, уговариваю и подкупаю, я устраиваю заговоры и разрешаю старые склоки, я шлю к Баруфу гонца за гонцом, требуя денег, оружия, охранных грамот и - слава богу, это Баруф! - вовремя получаю все.
Я ем что попало и сплю в седле, забыл о матери, забыл о Суил, я помню только одно - надо успеть! Успеть, пока война не выплеснулась в страну, покуда Крир с Угаларом, как собаки медведя, еще держат возле границы стотысячное кеватское войско, пока наши враги еще не сговорились и не стиснули нас в стальное кольцо.
И вот уже из Приграничья вывезли все, что возможно. Ушли все женщины, старики и дети, а мужчины вооружились и готовы к партизанской войне. Вот уже подкупленные мною олоры двинулись на перехват кеватским обозам. Вот уже Тубар прошел огненной тучей прошел по Тардану, а Господин Лагара отказался напасть на Квайр.
Но силы нельзя соизмерит, и Крир отводит измотанное войско. Они уходят, разрушая дороги и оставляя за собою ловушки. Мы остаемся одни.
- Мы - это я, Эргис и сорок биралов, лично отобранных Угаларом. Все храбрецы, отчаянные рубаки - но их всего сорок, а между нами и кеватцами только лес.
И снова мы мечемся в кольце знакомых дорог, но теперь вокруг нас враги, и каждый наш шаг - это бой. Все меньше и меньше становится мой отряд; падают под пулями люди, валятся истощенные кони, у Эргиса рука на перевязи, и ночами он стонет и скрипит зубами от боли. Подо мною убили двух коней, панцирь расколот в схватке и пули издырявили плащ, почему-то щадя мое тело.
Но в кеватском войске голод - ведь обозы достаются олорам. Кеватский главнокомандующий шлет в Кайал гонца за гонцом, но нам известны все тропы и мы неплохо стреляем.
Мертвечиной пропахли леса: обнаглевшие урлы стаями рыщут вокруг, не дай бог даже днем в одиночку попасться такой стае. Спасаясь от это напасти, местные жгут леса; в пламени гибнут и звери и люди, мы сами не раз с трудом вырывались из огненного кольца.
Но и в южном Кевате горят хлеба, засуха бродит по Истарской равнине, и вместе с олорами в Кеват ушли мои люди. Это надежные парни; они ловки и бесстрашны, ничей взгляд и ничье ухо не признают в них чужаков. Скоро в Кевате должно кое-что завариться...
Но нас уже обложили со всех сторон, и нет нам ни отдыха, ни передышки. Кончились пули, мы закопали в лесу бесполезные ружья и тайными тропами выходим к своим. Только восемь нас осталось, восемь ходячих скелетов, черных от голода и засыпающих на ходу.
Главный теперь Эргис. Это он запутывает следы, находит какую-то пищу и отгоняет зверей. В полузабытьи я тащусь за ним, и голод уже не терзает меня. Скоро я упаду, силы кончаются... кончились, земля закружилась, плывет, прижалась к щеке - и больше уже ничего...
А потом я открыл глаза. Сероватое, светлое, просвечивающее плавало надо мной. Я не знал, зачем оно здесь. Я чуть не заплакал, до того это было обидно. Я устал от обиды, закрыл глаза - и стало лучше. Тихо, темно, никак было вокруг, и из этого медленного всплыло и встало на место ощущение моего "я". Я складывал себя из осколков, как когда-то разрезанные картинки; это было очень занятно.
- Ну как? - спросил слишком громкий голос.
- Да так же, славный дос.
- А тот где... поп?
- Службу правит, славный дос. Кликнуть велел, как отходить станут.
Слова протекли мимо меня, в них не было смысла, но голоса мне мешали, я не хотел голосов. Мне была нужна тишина и что-то еще, я знал, что, но это уже очень нужно; я огромным усилием выдернул из памяти слово, которое почему-то должно помочь.
- Эргис.
- Бредит, что ли?
- Вроде не походит, славный дос.
- Эргис! - повторил я капризно.
- Кто такой? - Оруженосец ихний.
- Живой?
- Живехонек, славный дос.
- Чего стал, дубина! Живо зови!
Я понял, что все хорошо, и открыл глаза. Знакомое лицо наклонилось ко мне, смуглое, с маленькой курчавой бородкой, с диковатыми черными глазами. И опять надо было достать из памяти слово, я даже застонал, так это трудно, но черное покрывало разорвалось, и слово выскользнуло наверх.
- Дос Угалар, - шепнул я еле слышно, и он ответил залпом радостных ругательств. Облегчил душу и спросил:
- Как вы себя чувствуете, биил Бэрсар?
- Пить.
Угалар заботливо, но неуклюже приподнял мне голову и сунул в губы чашу. Я отхлебнул и задохнулся. Крепчайший лот, он все мне опалил и затуманил голову. Потом туман рассеялся, и я все сразу вспомнил.
- Где кеватцы?
- Ха! Нашли о чем тревожиться! Гоним сволочей! Пока до Тиса дошли уже лошадей сожрали. А дальше того хуже - знаете, небось, сами постарались. В спину приходится толкать, а то до границы, глядишь, не доползут!
