Сергей Трусов - Карнавал (сборник)
— Что-то я не понимаю, — признался Бабыкин.
— Я тоже, — сказал врач. — Ведь, приняв облик человека, я и мыслить стал, как человек, а этого сейчас недостаточно. Придется вас покинуть. Мне надо расщепиться на атомы и занять как можно больший объем. Не беспокойтесь, это ненадолго — я буду разлетаться со скоростью света.
Он поднялся, отвесил поклон и двинулся к выходу. Взявшись за ручку двери, обернулся.
— Кстати, чем вы намерены заняться во время моего отсутствия? Может, хотите почитать?
От волнения Бабыкин заерзал ногами.
— Мне бы домой. Жена, наверное, волнуется.
— Так я и знал, — вздохнул врач. — Ну что ж, придется пойти и на это. Вы только, пожалуйста, не выходите из квартиры. И никуда не уезжайте, а то ведь столько атомов потребуется! До свидания.
— Постойте! — вскричал Бабыкин. — Как же мне домой попасть?
— Вам лучше знать, — ответил доктор, и дверь за ним мягко затворилась.
Бабыкин вскочил с кровати и бросился к окну, умоляя, чтобы это был первый этаж. Так оно и оказалось. Прямо под ним цвела пышная клумба, будто специально предназначенная для мягкого приземления. Сбросив пижаму, Эдуард Петрович быстро облачился в свой костюм, который висел на стуле, и распахнул окно.
* * *— Вера!
— Эдик!
Супруги обнялись.
Путь домой не занял много времени. Стоило Бабыкину очутиться на улице и подумать о такси, как тут же из-за угла вывернул автомобиль с зеленым огоньком. Шофер мигом домчал куда требовалось, взял деньги строго по счетчику, и был таков. По дороге Эдуард Петрович вертел головой, пытаясь определить, где находится, но безуспешно. Таксист гнал по каким-то удивительно похожим одна на другую серым улочкам, то и дело сворачивал, заезжал во дворы, пару раз вырывался на широкий проспект и, наконец, остановился. В общем, весь маршрут, как в тумане. Эдуард Петрович приписал это пережитым волнениям и теперь, сидя за столом, поглощал фасолевый суп и раздумывал о случившемся.
— Пойду-ка я спать, — решил он. — Разбуди пораньше, на рыбалку поеду.
* * *Сон был странным и пугающим. Всю ночь доктор шевелил губами, корчил страшные рожи и размахивал огромным ланцетом.
И вот Эдуард Петрович проснулся. Кошмар, как паук по паутине, засеменил по солнечному лучу и исчез в раскрытой форточке. Повеяло прохладой.
Наскоро позавтракав, Эдуард Петрович побросал посуду в раковину, схватил рюкзак, удочки и выскочил на улицу.
Народу в электричке было мало. Сонные и злые, они неодобрительно косились на Бабыкина, будто это он, чуть свет, заставил их куда-то ехать. Прислонившись к окну, Эдуард Петрович вспоминал вчерашние события, вспоминал сон и удивлялся, что не может провести между ними четкую грань. Все смешалось, и было непонятно, где кончается одно и начинается другое. В конце концов он решил, что все это глупости, а посему не стоит и голову ломать. Наверняка жена скажет, что он пришел с работы и все время проспал. Эдуард Петрович повеселел, хотя в глубине души и ворочалось неприятное чувство.
За стеклом проносились деревья, тянулись поля, мелькали столбы. Ритмично стучали колеса. Они говорили:
— Не так… Не так… Не так…
"Все так, — убеждал себя Бабыкин. — И вагон обыкновенный, и пейзаж будничный, и люди как люди. А доктор заливал про чужую вселенную. Придумал тоже!"
Но колеса упрямо твердили свое, и он невольно косился на попутчиков, примечая боковым зрением, не разложился ли кто втихаря на атомы. Однако никто не исчезал, и это да еще жесткое сиденье вселяли уверенность в прочности окружающего мира.
Эдуард Петрович никогда особенно тщательно к рыбалке не готовился. Удовольствие получал не от конечного результата, который чаще всего не радовал, а от самого процесса ловли.
Расположившись на знакомом месте у поворота реки, он забросил удочку, сел на рюкзак и погрузился в состояние сладостного оцепенения. Рыба признаков жизни не подавала, но это не имело никакого значения. Вокруг было тихо, над рекой плыл туман, а где-то далеко кричали поезда.
Прошел час. Бабыкин зябко повел плечами и впервые за сегодняшнее утро подумал, что было бы неплохо поймать какую-нибудь глупую плотвичку. Поплавок тут же дернулся и уверенно ушел под воду. Сердце рыбака екнуло, он рванул удилище, и жирная рыбина, мелькнув в воздухе, затрепыхалась в траве.
Следующие минут двадцать Бабыкин как заведенный размахивал удочкой, и всякий раз ему сопутствовала удача. Рыба клевала даже на пустой крючок. Тяжело дыша, он вскоре остановился. Серебром и ртутью переливались сваленные у рюкзака караси, карпы, окуни и щуки. Глаза Бабыкина горели шальным огнем, и ему стало до обидного жаль, что никто не видит его рыбацкого счастья.
Вдруг затрещали кусты, и оттуда вышли двое в высоких болотных сапогах. В руках — удочки, за плечами — вещмешки.
— Ух ты! — сказал один.
— Вот это да-а… — протянул другой.
— Молодец мужик!
— Везет же некоторым!
Бабыкин расплылся в улыбке и сделал приглашающий жест. Рыбаки быстренько размотали снасти, закинули удочки и замерли, вперившись в поплавки. Ревностно поглядывая в их сторону, Эдуард Петрович затолкал добычу в рюкзак.
Когда гости оставили никчемное занятие и растерянно уставились на счастливчика, Бабыкин самодовольно сощурился. Сегодня везло ему одному, что было особенно приятно.
В электричке Эдуард Петрович был предметом всеобщего внимания. Его хвалили, похлопывали по плечу, восхищались уловом и, не стесняясь, откровенно завидовали. Все сгрудились вокруг рюкзака, прикидывали на вес рыбу, причмокивали. Какой-то бородатый здоровяк пытался было рассказать что-то аналогичное из своей жизни, но его никто не слушал, и он, стушевавшись, исчез за спинами пассажиров. Его быстрое исчезновение почему-то обеспокоило Бабыкина, но все подозрения тут же развеялись какой-то старичок, не в меру усердствуя, выхватил из рюкзака рыбину и ткнул ею в лицо Эдуарда Петровича. Распаляясь, старичок громко доказывал, что щучку надо непременно засушить, и никак иначе.
— С пивом, с пивом! — восклицал он, и его глазки возбужденно искрились.
* * *Дома Эдуарда Петровича встретили, как он и ожидал, роскошным обедом. На кухне вкусно пахло жареным, пареным и чем-то еще. Жена — само воплощение домовитости.
После обеда Бабыкин прилег на диван и весь оставшийся день шуршал газетами, поглядывал в телевизор, позевывал и подремывал. Домашними заботами его никто не отвлекал, и он смог вволю поблагодушествовать. Все было так, как и должно быть, по глубокому убеждению инженера Бабыкина.