Филип Фармер - Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)
Утром около корабля собралась большая толпа. Сюда пришли люди, жившие за многие мили вокруг — спуск судна на воду сулил необычное развлечение. Они кричали, смеялись, отпускали шутки; у всех было отличное настроение. Корабль еще стоял на берегу, когда Бартон, поднялся на его невысокий мостик и поднял руку, требуя тишины. Шум толпы замер, и он заговорил на итальянском.
— Беспечные мои собратья, друзья, поселившиеся в этой долине Земли Обетованной! Через несколько минут мы покинем вас...
— Если только эта лохань не перевернется! — пробормотал Фригейт.
— ...чтобы пуститься в путь вверх по Реке, против ветра и течения. Мы предпринимаем это тяжелое путешествие потому, что испытанные трудности всегда вознаграждаются сторицей, если верить поучениям наших земных моралистов --ну, а вы сами знаете, насколько им можно доверять.
Раздался смех. Кое-где послышались протестующие выкрики особо твердолобых верующих.
— На Земле, как известно некоторым из вас, я когда-то осуществил экспедицию в глубины Африки, чтобы отыскать истоки Нила. Я не добрался до них, хотя и подошел очень близко. Меня обманул и лишил заслуженной славы человек, который был обязан мне всем! Его имя — Джон Ханнинг Спик, и если мне доведется встретить его во время нашего путешествия, я знаю, что сделать с ним!
— Боже праведный! — произнес Фригейт. — Вы что же, заставите его еще раз покончить с собой от стыда и угрызений совести?
— Но не в этом суть. Дело в другом. Эта Река может оказаться больше Нила, который, как вы, возможно, знаете — или не знаете — является самой длинной рекой на Земле, несмотря на то, что американцы настаивают на приоритете Амазонки или Миссисипи и Миссури. Некоторые из вас могут спросить, зачем нам задаваться целью, которая находится неизвестно где и, может быть, вообще не существует? Я отвечу вам так: мы отправляемся в путь потому, что впереди лежит Неизведанное и наша цель — сделать его Познанным! Это — все! И здесь, в отличие от нашего печального земного опыта, не нужны деньги для организации такого похода. Король Толстый Бумажник отдал концы — и скатертью ему дорога! Не нужно писать сотни прошений и заполнять кучи бланков и форм, выпрашивать аудиенции у влиятельных особ и мелких чинуш, чтобы получить дозволение пройти по этой Реке! Здесь нет национальных границ...
— Пока что, — шепнул Фригейт.
— ...нет паспортов и чиновников, вымогающих взятки. Мы построили этот корабль, ни у кого не спрашивая разрешения. И мы отправимся в путь без высочайшего соизволения от какого-нибудь дерьма — высокого, среднего или мелкого ранга. Мы свободны — свободны впервые за всю историю рода человеческого! Свободны! И я не могу сказать вам — прощайте; нет, я говорю вам — до свидания...
— Вы и раньше никогда не прощались... — пробормотал Фригейт.
— ...потому, что мы можем вернуться через тысячу лет. До свидания, говорю я вам; до свидания, говорит вся наша команда. Мы благодарим вас за помощь при постройке этого судна и его спуске на воду. При сем я препоручаю свою должность консула Ее Величества в городе Триесте любому, кто пожелает занять это место, и объявляю себя свободным гражданином мира Реки! Я никому не буду платить дань, никому не стану присягать на верность! Отныне я буду верен только самому себе!
Фригейт гнусаво затянул:
— Твори то, что диктует тебе мужская доблесть,
И не ищи одобрения своих подвигов.
Тому, кто следует своим законам,
Суждена благородная жизнь и благородная смерть.
Бартон бросил взгляд на американца, но не прервал его. Фригейт декламировал строки из собственной поэмы Бартона «Деяния Хаджи Абд-аль-Язди», Уже не первый раз он цитировал прозу и стихи Бартона. Иногда поведение американца раздражало Бартона, но он не мог слишком сердиться на человека, который испытывал к нему такое уважение, что сохранил в памяти написанные им строки.
Через минуту, когда под аплодисменты толпы несколько человек принялись толкать катамаран к Реке, Фригейт процитировал его снова. Американец посмотрел на тысячи молодых людей, заполнивших берег, на их стройные бронзовые тела, их пестрые кильты и тюрбаны, на разноцветные накидки, развевающиеся по ветру, и произнес:
Ах, в этот день беспечный,
Весь в солнечном сиянье и порывах ветра,
Толпу друзей я встретил на брегах Реки И веселился с ними, когда был молод я,
Когда был молод.
Судно скользнуло в воду, и течение развернуло его нос в сторону Низовья. Но Бартон отдал команду и на мачте распустились паруса. Он взялся за рукоять рулевого весла и направил катамаран поперек течения; паруса захлопали, ловя ветер. «Хаджи» покачивался на волнах, шипела вода, разрезаемая двумя форштевнями судна, ярко светило теплое солнце, свежий бриз касался разгоряченных тел. Они были молоды и счастливы, и только легкое сожаление коснулось их сердец, когда знакомые берега и лица растаяли вдали. У них не было карт и лоции, облегчающих путь; мир, неожиданный и неведомый, открывался перед ними с каждой милей пройденного пути.
В тот вечер, когда они впервые пристали к берегу, случилось нечто, озадачившее Бартона. Казз, сошедший на твердую землю и мгновенно оказавшийся в толпе глазеющих на него людей, вдруг пришел в сильное возбуждение. Он стал что-то тараторить на своем родном языке, затем попытался схватить стоявшего рядом с ним человека. Тот увернулся и быстро затерялся в толпе.
Когда Бартон начал расспрашивать его, Казз невнятно пробормотал:
— У него не было... ух... как это назвать?.. этого... этого... — тут он указал на свой лоб, а потом начертил в воздухе несколько непонятных символов.
Бартон собирался разобраться с этим делом, но его отвлекла Алиса. С внезапным криком она подбежала к какому-то мужчине и вцепилась в него. Выяснилось, что она приняла его за своего сына, который погиб во время Первой мировой войны. Недоразумение разъяснилось, как только Алиса поняла свою ошибку. Но затем другие дела отвлекли Бартона, и так как Казз не делал попыток напомнить ему об этом инциденте, он позабыл о нем.
Но придет время, когда он снова о нем вспомнит.
Через 415 дней они миновали двадцать четыре тысячи девятисотый грейлстоун по правому берегу Реки. Лавируя против ветра и течения, они проходили в среднем шестьдесят миль в сутки, останавливаясь днем для зарядки чаш и ночью располагаясь на ночлег у берега. Иногда они задерживались на суше на целый день, чтобы размять ноги и поговорить с местными жителями. И, тем не менее, они прошли уже около тридцати тысяч миль. На Земле это расстояние равнялось бы длине экватора. Если вытянуть в одну линию Миссисипи и Миссури, Нил, Конго, Амазонку, Янцзы, Волгу, Амур, Ганг, Лену и Замбези, то все эти земные реки не могли бы покрыть пройденного ими пути по великой, нескончаемой Реке нового мира. И она тянулась все дальше и дальше, текла то на юг, то на север, извиваясь гигантскими петлями. Повсюду вдоль речных берегов тянулись равнины, за ними простирались покрытые лесом холмы, упиравшиеся в невообразимой вышины горный хребет.
