Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых
«Но почему я так ненавижу свою жизнь?»
Он освоил все ступени подготовки и игр. Ему нравилось учить мальчиков своего отделения, и они охотно ему подчинялись. Он чувствовал всеобщее уважение к себе, а солдаты вечерней группы его почитали. Командиры приходили, чтобы ознакомиться с тем, что он делает. В столовой у него просили разрешения сесть за один с ним стол. И даже отношение учителей было уважительным.
У него было столько этого проклятого уважения, что хотелось просто завопить.
Он смотрел на маленьких детей из своей армии, прибывших прямо из групп запуска, смотрел, как они играют, как вышучивают своих командиров, когда думают, что за ними никто не наблюдает. Он смотрел на братства старых солдат, вместе проведших в боевой школе многие годы. Как они болтают и со смехом вспоминают старые времена и давно выпустившихся солдат и командиров.
Но ни он, ни его старые друзья никогда не смеялись и не вспоминали прошедшие дни. Была только работа. Только понимание и воодушевление, связанные с игрой. Но ничего сверх этого. Этим вечером его отчаяние достигло верхней точки. Эндер и Алаи обсуждали тонкости маневрирования в открытом космосе, когда к ним подошел Шэн, который слушал их первые несколько минут, а потом вдруг неожиданно схватил Алаи за плечо и заорал:
— Нова! Нова! Нова!
Алаи расхохотался, и Эндер несколько секунд смотрел, как они вспоминают бой, в котором им пришлось применить маневр открытой комнаты. Они проскользнули мимо взрослых мальчиков и… Вдруг они вспомнили, что с ними Эндер.
— Прости, Эндер, — сказал Алаи.
«Прости, Эндер. Но за что? За то, что они друзья?»
— Я тоже там был, ты же знаешь, — сказал Эндер.
И они снова извинились. Вернемся к работе. И к уважению. Эндер вдруг понял, что в своем веселье и своей дружбе им даже и в голову не могло прийти, что Эндер мог бы быть вместе с ними.
«Но как им было догадаться, что я тоже часть этого? Ведь я не рассмеялся вместе с ними и не вступил в разговор. Я просто стоял и смотрел, вел себя, как учитель.
И воспринимают они меня соответственно. Учитель. Легендарный боец. Они не видят во мне одного из них. Теперь я не тот, кого можно обнять и кому можно шепнуть на ухо „Салам“. Это все продолжалось до тех пор, пока я еще казался жертвой. Пока был уязвимым».
Сейчас же, когда он стал отменным солдатом, он чувствовал себя абсолютно одиноким.
«Давай, пожалей себя, Эндер». Он напечатал несколько слов на своей доске и лег на койку.
БЕДНЫЙ ЭНДЕР.
Затем он посмеялся над собой и стер надпись. В этой школе не было мальчика или девочки, которые не хотели бы поменяться с ним местами.
Он вызвал личную игру. В который раз он шел по деревне, построенной гномами в холме, бывшем когда-то телом великана. Скелет великана значительно облегчил им работу: крепкие стены можно было сложить между ребрами, имеющими как раз требуемую для этого кривизну, а межреберные промежутки обладали такой шириной, которая была необходима для установки окон. Скелет был разделен на квартиры, двери которых открывались в коридор, идущий вдоль позвоночника. Публичный амфитеатр был встроен в таз, а между ногами великана паслось стадо самых обычных пони. Эндер никогда не мог понять, чем же в данный момент занимаются гномы, а те всегда давали ему спокойно пройти через свою деревню, и он, в свою очередь, не причинял им вреда.
Он обогнул тазовую кость у выхода на публичную площадь и пересек пастбище. Пони испуганно ускакали от него… Он их не преследовал. Эндер не понимал, как игра вообще могла еще продолжаться. В старые времена, когда он только добрался до Конца Света, все время приходилось драться и разгадывать загадки — он должен был все время или обращать в бегство врагов, стараясь сделать это прежде, чем они убьют его, или искать способ обойти очередное препятствие. А сейчас, куда бы он ни пришел, все было мирно, никто не нападал на него и ничто не вставало у него на пути.
Конечно, за исключением той самой комнаты в замке на Конце Света. Она была единственным опасным местом, которое еще оставалось. И Эндер, много раз клявшийся больше не входить в эту комнату, все равно всегда возвращался туда, всегда убивал змею, всегда смотрел в глаза своему брату и всегда, что бы он после этого ни делал, погибал.
И на этот раз не было никаких изменений. Он попытался воспользоваться ножом, лежащим на столе, чтобы расковырять цемент и вытащить кирпич из стены. Но как только ему удалось пробить брешь в стене, в отверстие хлынула вода, и Эндер беспомощно глядел на доску, где его больше не поддающаяся контролю фигурка беззаветно сражалась за свою жизнь, за то, чтобы не утонуть. И все это время лицо Питера Виггина оставалось в зеркале и смотрело на него.
«Я в ловушке, — подумал Эндер, — я попался в западню на Конце Света, в западню, из которой нет выхода». И он, наконец, ясно понял, как называется то отвратительное чувство, которое, несмотря на все его успехи в Боевой школе, полностью поглотило его. Это было отчаяние.
Когда Вэлентайн приехала в школу, у всех ее дверей находились люди в военной форме. Они стояли не как охранники, а просто слонялись вокруг, как будто ждали кого-то, кто должен был, окончив свои дела, вот-вот выйти. Все они были в форме морских пехотинцев МФ, той самой форме, которую все видели в кровавых сражениях по видео. Это придавало обыкновенному школьному дню отсвет романтики: все дети были взволнованы.
Но не Вэлентайн. Происходящее напомнило ей об Эндере. И вместе с тем оно ее напугало. Недавно в сети появились весьма озлобленные комментарии на избранные выступления Демосфена. Эти комментарии и ее собственные работы в настоящее время широко обсуждались на открытой конференции, проходящей по сети международных отношений. И некоторые из наиболее известных людей как нападали на Демосфена, так и защищали его. Больше всего ее напугало замечание одного англичанина: «Нравится это ему или нет, но Демосфен не может больше оставаться инкогнито. Ему удалось рассердить такое количество умников и вдохновить такое количество глупцов, что он уже больше не может скрываться за своим слишком подходящим псевдонимом. Либо он должен открыть свое имя и встать во главе сил глупости для того, чтобы привести их в порядок, либо его врагам придется сорвать с него маску для того, чтобы лучше изучить болезнь, которая смогла породить такое извращенное и изощренное сознание».
Неудивительно, что Питер был весьма обрадован. Вэлентайн же боялась, что зловещая личность Демосфена сумела задеть слишком многих людей, облеченных властью, и что сейчас они на самом деле могут ее выследить. Международный Флот мог бы сделать это даже без разрешения американского правительства, связанного определенными конституционными запретами. И это появление войск МФ у стен средней школы в Западном Гилфорде… Не совсем обычное место для пункта по вербовке морских пехотинцев.
Поэтому, она не очень удивилась, когда, включив свою доску, обнаружила на ней следующее послание:
«ПОЖАЛУЙСТА, ВЫКЛЮЧИ ДОСКУ И НЕМЕДЛЕННО ЗАЙДИ В КАБИНЕТ ДОКТОРА ЛАЙНБЕРРИ».
Вэлентайн никак не решалась войти в кабинет доктора Лайнберри, пока та сама не открыла дверь и не завела ее внутрь. Последние сомнения развеялись, когда она увидела человека с животиком в форме полковника МФ, расположившегося в одном из уютных кресел.
— Ты — Вэлентайн Виггин? — спросил он.
— Да, — шепотом ответила она.
— Я — полковник Грэфф. Мы уже встречались.
Встречались? Когда могли пересечься пути ее и МФ?
— Я приехал, чтобы поговорить о твоем брате, и разговор должен остаться между нами.
«Так им нужна не только я, — подумала она, — они знают про Питера. Или что-то другое? Он опять сделал что-то ужасное? Но я думала, что он перестал делать эти ужасные вещи».
— Вэлентайн, ты очень испугана. Это лишнее. Пожалуйста, садись. Поверь, с твоим братом все в порядке. Он более чем оправдал все наши ожидания.
Вэлентайн сразу захлестнула волна облегчения, когда она поняла, что они приехали из-за Эндера. Эндер. Это было никакое не возмездие, а просто маленький Эндер, исчезнувший из ее жизни много лет тому назад и избежавший ее участи заложницы в махинациях Питера. «Тебе повезло, Эндер. Ты успел уехать до того, как Питер смог вовлечь тебя в свои секретные дела».
— Вэлентайн, что ты думаешь о своем брате?
— Эндере?
— Разумеется.
— Как я могу что-то вообще о нем думать? Я не видела его и не получала от него писем с тех пор, как мне исполнилось восемь.
— Доктор Лайнберри, вы нас извините?
Лайнберри имела недовольный вид.
— Мне вдруг пришло в голову, что у нас с Вэлентайн могли бы получиться гораздо более результативные переговоры, если бы мы немного прогулялись. На открытом воздухе. Подальше от подслушивающего устройства, установленного вашим заместителем в этой комнате.
