Сергей Смирнов - Хроника лишних веков (рукопись)
Я рискнул уточнить:
— Имелось в виду «пожертвуют многими»?
Мне показалось, атлант содрогнулся и потемнел.
Я был неважным дипломатом. И удивился, как еще обошлось в Полинезии.
— В Предании нет такого глагола, — словно бы в полусне пробормотал Сигурд-Омега. — Такого слова не существует. Запомни, Свободный.
«Табу. В Сфере запрещено слово «жертва», — догадался я, смутно чувствуя, что приблизился к истине еще на один шажок… и решил поменять тему:
— Позволь узнать, воин Белого Круга. Если Земля и Планета Истока — одно, то в какой части света мы находились.
— Терра Антарктика, — был ответ.
— …А куда направляемся?
— Терра Европос.
«Европа!» — но мое вспыхнувшее было удивление тут же угасло, поскольку я догадался:
— Там, должно быть, лежат вечные льды?
— Да, — кивнул Сигурд-Омега. — Там холодней.
И тут я заметил, что вижу края горизонта, опустив взгляд. Мы были очень высоко! На одной из сторон земного окоёма горизонт был чуть загнут вверх и измят — там тянулась горная гряда.
— Не вижу никаких городов, — констатировал я с намеком.
— На Планете Истока городов нет, — вновь кивнул атлант. — Только Инкарнаполис. И входы на второй, Красный Круг Войны.
— А где ваш Инкарнаполис? — вконец обнаглел я.
— Под нами, — ткнул пальцем вниз атлант. — Под поверхностью земли. Им занят весь материк.
На новые вопросы уже не доставало сил. Картина разворачивалась столь грандиозная, что воображение перегорало, как электрическая лампочка.
Сигурд-Омега заметил, что я сник.
— Свободный, должно быть, голоден и утомлен, — улыбнулся он, и эта сухая улыбка была, верно, высшим проявлением участия и сочувствия в этом мире.
— Напоминание о голоде кстати… — признал я.
Атлант указал на один из кристаллов:
— Сому дозволено вкушать только воинам моего, Белого Круга. Но Свободный выше…
Спустя несколько мгновений он поднял меня, как ребенка, над кристаллом.
Искрящаяся голубая струйка священного напитка богов из древне-арийских преданий ударила мне в лицо, сначала показалась горячей, но тут же, во рту, тепло обернулось мятно-медовой прохладой, а мои жилы молниеносно налились жаром. Я ощутил некое состояние, которое могу назвать только физической, телесной полнотой. Голод, жажда, усталость и всякое человеческое недомогание показались чистой иллюзией, смытой сажей давно погасших снов.
Сигурд поставил меня в сторонке, а сам воссел на кресле-облаке, прямо как Перун-Громовник. Шлем-«арена» вновь скрыл его глаза, губы окаменели, перчатки-клешни снова изуродовали пропорции рук.
Я догадался, что перемирие на исходе.
Перед лицом Сигурда, на расстоянии его вытянутой руки, возникла в воздухе тонкая мерцающая паутина.
Я поднял взгляд и поразился черноте неба. Мы вознеслись над самым верхним слоем атмосферы. С непредставимой, архангельской высоты мог я теперь обозревать лик планеты, окаймленный синей полосой воздушного нимба.
— Свободный должен покинуть границу Войны, — механическим тоном произнес Сигурд-Омега. — Свободный волен выбрать любую жилую соту ниже второго уровня. На втором уровне проходит граница Войны для воинов Красного Круга.
Я посмотрел в ту сторону, куда по исчезнувшему теперь тоннелю уходили молодые атланты. Передо мной колебалась полупрозрачная, как яичный белок, стена, на поверхности которой и в самом деле выступили соты. Мой взгляд невольно остановился на одной из них, она просияла и… в следующий миг меня словно всосало в нее неощутимым вихрем. Я оказался в «каюте», вполне достойной второго класса океанского корабля.
Там я провел, по моим земным меркам, около часа, то витая на просторном диване-облаке, то расхаживая туда-сюда, и так однажды пройдя диван насквозь.
Я тщетно пытался выбросить из головы вон всякую земную логику и — просто догадаться. Кто такой «Свободный» и почему в этом мире на слово «жертва», на само это понятие, наложено табу. Гипотезы-мушки нервно роились вокруг одного опасного подозрения, на которое мне самому исподволь хотелось наложить табу: Страшный Суд свершился, а я волею неких темных сил был заброшен-переброшен и через Судный День, и еще через сто «условных» веков «муки вечной»… угодил, собственно, прямиком в ад… в ад, который ждет нового спасения… Выходила какая-то несусветная ересь! И при чем здесь я, некто Николай Арапов, магистр каких-то, опять же, несусветных наук, не причащавшийся уже два года и, увы, не брезговавший бифштексами в Великий Пост. При чем здесь я? Неужто эти языческие боги-демоны выкрали мена из-под Суда?! Неужто сам Господь Вседержитель загнал меня, как пророка Иону, в чрево кита, не сообщив при этом Своей воли? Только вот чрево казалось слишком просторным для утеснения грешной души… Эти бескрайние леса и синий небосвод — что за искушение? И какой же из меня пророк? Разве подобно Ионе слышал я слово Господне: «Встань, иди в Ниневию — город великий и проповедуй в нем, ибо злодеяния его дошли до Мня»? Где здесь эта Ниневия? И кто я, бежавший от воли Божьей на Дунфанхун?
Резкая качка прервала мой невнятный бред величия. Отскакивая от стены к стене, я с трудом преодолел несколько шагов к шестиугольному окошку, которое — стоило мне с усилием сосредоточить на нем взгляд — сразу выстрелило мною на капитанский мостик.
Прозрачный шар кабины был озарен огнями беспрерывного фейерверка, полыхавшего вовне, в верхнем, бархатно-черном пространстве открытой вселенной. Атлант Сигурд-Омега покоился в кресле. По прозрачной оболочке кабины растекались струи света, собирались в лучи-копья, поражали все, что нападало на нас из вселенского мрака. Огромные мерцающие «медузы» и «морские гребешки», «кальмары», «пауки» и «змеи» — вся эта масса россыпью появлялась во тьме, неслась сверху и навстречу, испускала струи огня, лопалась, взрывалась, исчезала, вскипая облаками искр.
Я вполне равнодушно констатировал: «Идет настоящий бой. Великий воин высшего, Белого Круга поражает неисчислимых врагов… Ошибка глазомера, неуловимый хронометром просчет — и мы так же лопнем и сгорим в один миг».
Удивительная кольцевая радуга внезапно появилась впереди… и чем шире становилось семицветное кольцо, тем светлее, белёсее становился окруженный им круг космического мрака.
Голубая гладь планеты вдруг ускользнула из-под ног, из-под прозрачной до невидимости палубы. Осилив испуг, я догадался, что боевая «оса-цепеллин» взлетает выше, в самый космос. Однако при этом радужное кольцо все равно осталось перед нами, точно по курсу.
