Джон Пил - Времяточец: Бытие
Командир этого отряда отдал приказ нападать, и Энкиду бросился им наперерез. Командир крикнул:
— Гильгамеш, богиню тебе так просто не уничтожить!
Не оборачиваясь, Гильгамеш громко захохотал:
— Иштар, я рад это слышать. Я боялся, что с тобой будет скучно!
Вдвоём, царь и его спутник продолжали биться, рубя, отражая удары нападавших. Крики падших затихали по мере того, как раненых уносила милостивая смерть, приносимая слугами Эришкигаль, царицы подземного мира. Несмотря на огромную силу, Энкиду и Гильгамеш начали понемногу уставать. Кроме того, из-за крови на дороге стало очень скользко.
— Думаю, нам пора уходить, — тяжело выдохнул через плечо Энкиду, проламывая череп очередного солдата.
— Что? — спросил протрезвевший Гильгамеш. — Уже надоело? — он сделал выпад и отрубил нападавшему на него солдату руку.
Искалеченный человек закричал, и Гильгамеш раскроил ему голову, чтобы было тише.
— Есть в этих солдатах что-то очень странное, — пытался объяснить Энкиду. Он поставил блок против удара, который мог выпустить ему кишки, и наотмашь ударил нападавшего. — Они не посылают за подкреплением.
— Может быть, они хотят умереть, — предположил Гильгамеш.
Он ударил рукоятью топора по чьему-то животу, а затем ударил лезвием вверх, отрубая голову.
— Но я слышу, что подходят ещё солдаты, — возразил Энкиду. — Этот отряд, должно быть, подал какой-то сигнал о необходимости помощи.
— В этом мире им уже ничто не поможет, — хихикнул Гильгамеш, зарезав последнего врага и глядя, как тот падает. — Давай всё-таки оставим кого-нибудь в живых, а то в следующий раз нам нечем будет в этом городе заняться.
Энкиду быстро согласился и добил последнего солдата, с которым сражался. Вдвоём, они с Гильгамешем повернулись и побежали к городским воротам. Энкиду думал о том, как им выбраться из города, если остальные стражи будут вести себя так, как предыдущие три отряда, словно их направляли каким-то сверхъестественным способом.
Проблема прохода через ворота была решена довольно просто. Когда они подходили к деревянному ограждению, готовясь убивать стражу и рубить ворота, небо вспыхнуло ярким светом, и раздался оглушительный гром.
— Что же, — сказал Гильгамеш, когда в его ушах перестало звенеть, а дым над развалинами ворот рассеялся. — Похоже, мы знаем, куда пошла Айа.
— Пойдём за ней, — предложил Энкиду.
— Согласен!
Они помчались через обломки брёвен и раненых стражников в темноту за стенами города.
10. Эйс в яме[2]
Тишину ночи нарушил рёв льва. Эйс покрепче прижалась к тёмной ТАРДИС и недовольно посмотрела на Доктора.
— Ты просто вредничаешь, — резко сказала она. — Почему ты не пускаешь нас в ТАРДИС? Из-за обиды за то, что тебя спасли, ты позволишь львам сожрать нас?
— Если лев ревёт, значит, львица только что кого-то убила, — сердито сказал Доктор. — Он не стал бы реветь, если бы охотился на кого-то. И я не хочу, чтобы Гильгамеш побывал в ТАРДИС. Это может повлиять на ход человеческой истории.
— Это он-то? Да он слишком тупой и пьяный, чтобы понять, что такое ТАРДИС.
— Сколько можно спорить?!
Этим вечером Доктор уже не мог больше терпеть Эйс. Если бы она руководствовалась разумом, то просто замолчала бы и дала ему подумать, но она не унималась, продолжая усугублять свою ошибку.
— Слушай, ну откуда мне было знать, что ты воспользовался обходом дыхательных путей? — раздражённо спросила она. — Я думала, что помогаю исправить одну из твоих глупых ошибок.
— У меня не бывает глупых ошибок, — ответил он, пытаясь сохранить достоинство. — Только очень, очень умные. И то лишь тогда, когда я думаю, что ты в кои-то веки сделаешь то, о чём тебя попросили. То, что ты бросила Гильгамеша без присмотра, могло кончиться катастрофой. Эта стража могла и убить его. Если бы ты не вмешивалась, я мог бы уже знать, что в Кише происходит.
— Если бы я осталась с Гильгамешем, я бы его сама прибила, — отрезала Эйс. — А если бы я не спасла тебя, ты мог бы погибнуть. И что тогда было бы?
Аврам больше не мог слушать их ссору. Он отдал свой плащ Эн-Гуле — её откровенный наряд годился для отапливаемого храма, но не для ночного воздуха — и от холода он тоже становился раздражительным.
— Пожалуйста, — умолял он, — вы можете прекратить спорить? Ведь ясно, что вы всё равно друг друга не слушаете.
— Я не против, — сказала Эйс, отворачиваясь от Доктора. — Больше я его всё равно слушать не смогу.
— Хорошо, — раздражённо сказал Доктор. — Теперь, наконец, спокойно будет. И, возможно, я смогу подумать.
Напряжённая тишина была лучше постоянных споров. Аврам кивнул и вернулся туда, где у небольшого костра, который они рискнули развести, сжалась Эн-Гула. Гильгамеш и Энкиду тихо спали, устав от сражений. Аврам был рад этому — рядом со знатью он чувствовал себя не в своей тарелке. А так он хотя бы сможет поговорить с девушкой.
Она подняла на него взгляд. Её лицо было очень взволнованным, и он ей улыбнулся. Она тоже попыталась улыбнуться, но получилось неубедительно.
— Переживаешь? — сочувствуя, спросил он.
— Я не посмею вернуться в Киш, — со вздохом сказала она. — Иштар меня тогда убьёт. Что теперь со мной будет?
Эйс подошла к ним и села рядом с девушкой.
— Может быть, пойдёшь с нами в Урук? — предложила она. — Найдёшь себе там какую-нибудь вакансию.
— Вакансию? — не поняла Эн-Гула.
— Ну, работу. Профессию. Что ты умеешь делать?
Эн-Гула пожала плечами:
— То, чему меня учили. Я жрица Иштар. Я служу в её храме, отдаваясь её почитателям.
— Отлично, — пробормотала Эйс. — Профессиональный инспектор потолков.
Она посмотрела на спавшего Гильгамеша.
— Что же, ему ты, наверное, понравишься. А ещё что-нибудь умеешь? Что-нибудь полезное?
— То, что я делаю, полезно, — с чувством ответила девушка. — Если я не стану жертвовать своей любовью, как будет Иштар благословлять утробы наших женщин? Как даст нам Энки свои сладкие воды жизни? Как Нисаба даст нам свой божественный дар посевов? Как Эннуги будет следить за…
— Я поняла уже! — перебила её Эйс, опасаясь полного перечисления всех богов и богинь Месопотамского пантеона. — Если ты перестанешь давать, они тоже перестанут давать.
— Ты говоришь странно, — сказала Эн-гула, — но правильно.
— А ты никогда не задумывалась о том, что, возможно, посевы взойдут и без того, чтобы ты ложилась в постель с любым, кто за это заплатит? — спросила Эйс. Она терпеть не могла, когда людей использовали вот так ради глупых суеверий.