Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике
- Иди, - засмеялась Наталья Алексеевна, - и не вздумай шарить по стенам... санузел здесь же... Упаси тебя боже в коридор вышмыгнуть и по квартирам шастать.
- Что так? - невинно спросил Тарас, нагло глядя на Наталью Алексеевну.
- Не-льзя, - четко, вразбивку, как прыгуну в пещере, сказала Наталья Алексеевна.
- Иэх! - Тарас махнул рукой и вошел в комнату.
Наталья Алексеевна закрыла за ним дверь.
- А мне туда? - я показал на соседнюю дверь.
- Как хочешь, - тихо сказала Наталья Алексеевна, и я поразился ее просящему виноватому взгляду.
Я смешался. Дотронулся до второй двери. Пальцы мои ощупывали засохшую потрескавшуюся краску.
Наталья Алексеевна улыбнулась:
- Тебе не нравится здесь?
Рукой она провела по горлу.
- Нет, почему, очень нравится... Очень, очень нравится...
Наталья Алексеевна, все так же виновато, отстегнула верхнюю пуговицу на платье.
- Жека, - тихо сказала она. - Что мне сделать еще, чтобы ты меня понял? Жека, я ведь из-за тебя к прыгунам пошла - черта ли мне в этом... - она поморщилась, - хаме...
Она быстрее и быстрее расстегивала платье.
И тут мы услышали резкий, хлюпающий звук.
- Вот гад, - засмеялась Наталья Алексеевна, - выполз в коридор... Ну, туда ему и дорога...
Наталья Алексеевна засмеялась все тем же клекочущим смехом.
Мне стало не по себе.
- Может, крикнуть его? Выйти в коридор? - лепетнул я.
- Пошел он, - разозлилась Наталья Алексеевна, - нужно слушать старших. Чему быть - тому не миновать. Он еще в пещере нарывался.
Она сбросила платье на пол.
- Жека, - она положила руку мне на плечо, - ты что? Жекочка? У тебя что, еще никого не было?
- Почему не было, - сказал я и притянул к себе Наталью Алексеевну, была.
"Мэлори, Мэлори, Мэлори", - заколотило в висках.
Я поцеловал Наталью.
- Жека, - она прижалась ко мне, - Жека... Хороший мой, милый... Не нужны тебе отпетые... Ты там погибнешь, слышишь, погибнешь. Я устрою тебя. Будешь преподавать. Слышишь? У меня есть возможность...
Я гладил ее по спине, обнимал, удивляясь тому, как быстро женщина становится голой.
Вдруг раздался оглушительный вопль.
Я отшатнулся от Натальи.
- Вот сволочь, - просто сказала она, - я же его предупреждала. Не шастай по коридору.
- Ну, ему, - тупо произнес я, - наверно, обидно стало... Мне можно, а ему...
Вопль повторился. Наталья надела платье на голое тело, застегивая пуговицы, поинтересовалась:
- Ты что, готов был поделиться с товарищем?
- Нет, - я покраснел, - что вы? Как вы могли? Нет... Я другое хотел сказать...
- Ааа, - орал, надрывался внизу Тарас, - ааа, не хочу...
- Ну пойдем, - сказала Наталья Алексеевна, - полюбуемся.
Она подошла к сундуку, достала из-под войлочной подкладки хлыст.
Мы вышли в коридор. Спустились по деревянной лестнице вниз.
Я вздрогнул и едва не бросился бежать обратно. Все двери были распахнуты, и коридор был полон жильцами - уродливыми рептилиями, неудавшимися драконами, драконами-недоделками. Над распростертым, перемазанным бледноватой прозрачной слизью Тарасом нависало жабообразное, огромноротое, похожее на глазастую квашню существо.
Тарас вопил. И было отчего: сладостно постанывая, существо поливало его своей слюной...
- Зоинька, - прикрикнула Наталья, - на место. У меня - хлыстик.
- Поздно, Ташенька, - нежно проворковало существо, - я его уже обработала.
- Обсмердила как надо, - пророкотал кряжистый, с раздувающимся горлом варан.
Глаза у Зоиньки затянулись сладострастной поволокой, схожей со слюной, лившейся у Зоиньки изо рта.
- Стас, - позвала Наталья. - Ты-то что смотришь?
- А Стас, - сказал варан, и я узнал голос, раздавшийся из-за двери с час тому назад, - вообще оборзел. Мусорку не вынес.
"Стас, - вспомнил я сержанта, - "борец"... Да это же ее бывший..."
Среди рептилий началось неясное движение. Двери хлопали. Жильцы расходились по комнатам. Я увидел Стаса, двуногого ящера с рыжей проплешиной на боку. Он деловито расталкивал обитателей Натальиного дома, и они покорно расходились по комнатам.
Один варан заартачился.
- Ну ты, - сказал он, - тварь бессловесная. Еще пихается.
Стас ощерился и зарычал.
Варан отскочил в сторону.
- Вот именно, - кивнула Наталья.
Стас с силой ударил лапой по хребту варана, тот взвизгнул и пустился бежать со всех лап вверх по лестнице; сверху он крикнул: "Тварюга. Гад. Гадина", - и хлопнул дверью. Стас посмотрел наверх и только лапой махнул. Потом он уставился на меня, и мне стало не по себе от этого взгляда. Сколько раз мы виделись с ним в спортзале, и я уже умел преодолевать отвращение, когда видел его, или когда боролся с ним, умелым и сильным, но отвратительным...Странная, покорная ненависть читалась сейчас в его взгляде .
- Аа, - вскрикнул в последний раз облитый жабьей слюной человек.
Инстинктивно я схватился за руку Натальи Алексеевны. Стас зашипел. Наталья мягко высвободила руку. Зоинька всосала свисавшую прозрачной бахромой слюну в свой широкогубый рот.
Вместо Тараса перед нами стояло шестиногое клешнятое желеобразное существо, напоминающее полурасплавленного, но живого краба.
Из невидящих буркал существа текли слезы. Клешни чуть подрагивали.
- Зоинька, - попросила Наталья, - ушла бы ты вообще, ладно?
Она не успела договорить, потому что Тарас подпрыгнул и клешнями вцепился в подрагивающий горловой мешок Зоиньки.
- Тарас, - крикнула Наталья Алексеевна, - нельзя! Брось! Нельзя...
Она резко жахнула по телу Тараса хлыстом .
Тарас жалобно заверещал, брямкнулся на пол и боком-боком отбежал к другой двери.
Стас отвернулся и пошел прочь по коридору. В его походке вдруг увиделось нечто медвежковато-человеческое. Пришибленное.
Зоинька, на горловом мешке которой багровели два глубоких шрама, пискнула что-то испуганное, передними лапами схватилась за горло и ускакала в свою комнату.
Тарас трясся от рыданий, его темные, невидящие крабьи буркалы светлели, точно промывались слезами - и в них я начинал замечать неясные, искаженные, точно в зеркале "Комнаты смеха", отражения - мое и Натальино.
Наталья подошла к Тарасу, погладила по вздрагивающему желе его тела.
- Ну, ну, ну, мальчик, хороший, добрый, отдохни, отдохни...
Тарас всхлипнул, пошевелил клешнями и пообещал:
- Заклюю, заплюю, закусаю...
- Ничего, ничего, - принялась уговаривать его Наталья Алексеевна, зато теперь ты - бессмертнее всех бессмертных. Тебя никто не сможет ни расплескать, ни раздавить - вмиг соединишься, слепишься еще прочнее, чем прежде.
- Это хорошо, - вздохнул краб, - сержанту горло перерву, тебя обмажу так, как меня обмазали...
- И зря, - нежно вымолвила Наталья , - зря... Иммунитет. Лучше примирись со своим нынешним состоянием. Найди в нем свои приятные стороны. Ты - жив, а это - главное. Разве не так? Любая жизнь лучше холодного, безразличного, мгновенного и вечного небытия. Верно, Джекки?
