Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике
- А чего ты стебаешься? Врото... Врото... Как ты сказал?
- Научный термин, - я отступал по натертому коридорному паркету мимо дверей - одна, две, три... - коридор был невелик, здесь жили семьями, и даже в преддверии драки сердце радостно сжималось у меня от милой скученности этого уюта... - Научный термин, - повторил я, - обозначает человека, который думает только об одном - о женщине.
- А, - Тарас разжал кулак, - ну это другое дело. Это точно! Как меня в карантин запихнули, так я только об этом и думаю... А как мы наверху жили! Какие у нас с Джарвисом телки были! Мы одну в ванне из шампанского купали... Уу... Не то, что эта - моль белая. Тьфу! - Тарас плюнул и ткнул пальцем вверх. - Нет, у Зоиньки голосок ничего... ничего себе...
- Первая дверь направо, - сказал я, - так тут две двери. Одна и другая - напротив.
- Постучимся в обе, - махнул рукой Тарас, - ох, и обслуги у них!
Я подошел к одной из дверей и постучал.
Из-за двери раздалось грубое:
- Занят. А дежурит - Стас. Он мусорку не вынес.
- Извините, - сказал я и подошел к двери напротив.
- Все бабы , - заметил Тарас, - шкуры. Кроме мамы. Моей.
- И моей, - сказал я насмешливо.
- Хорошо, - согласился Тарас, - и твоей.
- И Джарвиса.
На сей раз Тарасов кулак врезался в дверь.
- Мальчики, - раздалось за дверью, - кто же так стучится? Вы же дверь с петель сорвете. Сейчас открою. ..
Наталья Алексеевна некоторое время возилась с замком. Тарас, потряхивая ушибленной рукой, выстонал сквозь зубы:
- Ты Джарвиса не трогай.
- Господи, - вздохнул я, - да кто его трогает? Тоже мне братство по оружию, телок они вместе в портвейне купали...
Дверь распахнулась. На пороге стояла Наталья Алексеевна, одетая просто и мило.
За ее спиной был виден накрытый стол.
В центре стола лежал шмат буженины, запеченной в тесте. Он громоздился аппетитно пахнущей бугристой горой. Он коричневел хрусткой даже на вид корочкой, а вокруг него была разложена зелень. Рядом стояла миска мелко нарубленной редиски с луком, залитой сметаной. Из черной латки показывала свой бок утка, набитая печеными яблоками. Гора свежайшего хлеба и графинчик водки, запотевший, чуть подтекающий по стенкам.
- Проходите же, - позвала Наталья Алексеевна, - проходите... Что же вы стоите?
Мы вошли в комнату. Наталья закрыла за нами дверь и заперла ее на ключ.
- Гы, - засмеялся Тарас, - соседи жрать сбегутся...
- Да нет, - улыбнулась Наталья Алексеевна, - соседи у меня другое едят.
Мы сели. Тарас, не обинуясь, сразу налил себе полную рюмку всклянь, протянул графин мне. Я помотал головой.
Наталья Алексеевна уселась тоже, подвинула стул поближе к столу.
- Вы сами будете накладывать?
Я поглядел на голую смуглую шею Натальи Алексеевны, на полуоткрытую грудь и тихо сказал:
- Вам очень идет... это платье...
Тарас меж тем лихо взрезывал буженину, почти не встряхивая стол, так что водка в рюмке была неколебима.
- Сами, - чуть не пропел он, - самисамисами, Наталья Алексеевна, а я домашнее задание не выполнил и уже, как видно, не выполню. Я ни... черта не разобрался, где там у этой лягвы что расположено.
Тарас бухнул себе на тарелку кусок сочащейся буженины с вдавленными в мягкое мясо белыми чесночинками, зачерпнул салат.
- Двойку поставлю, - улыбнулась Наталья Алексеевна, рассматривая скатерть.
Она держала бахрому скатерти на ладонях и перебирала ее чуть-чуть, едва-едва тонкими длинными пальцами.
- Наталья Алексеевна, - Тарас поднял рюмку, - Наталья Алексеевна, Тарас протянул дурашливо-обиженно, - ну не ставьте, а, двойки не ставьте! А то что получится? От прыгунов спасли, а двойку поставили?
Наталья Алексеевна засмеялась. И я поразился, услышав ее смех. Это был клекочущий, захлебывающийся, астматический какой-то "хихикс", нимало не соответствующий облику этой милой печальной женщины в платье с белыми отворотами, с глубоким вырезом, с ниткою бус на смуглой обнаженной шее.
- Вот это, Тарас Спиридонович, - сказала наконец она, отсмеявшись, - и есть жизнь, ее непреходящая сложность: спасти от прыгунов и поставить двойку за незнание анатомии царевен. А вы как бы хотели?
Наталья Алексеевна плеснула себе и протянула графин мне.
- Нет, нет, - я чуть приподнялся, - нет.Я... нет... Я... ну не надо... И вообще.
- Как хотите.
- Наталья Алексеевна, - провозгласил Тарас, - я пью за то, чтобы вы нас завтра не спросили. Алаверды.
Он ахнул рюмку в отверстый рот. Шумно вздохнул и некоторое время посидел молча, похлопал глазами.
- Это не водка, - сказал он наконец, - это - расплавленное солнце. Наталья Алексеевна, вы - ангел.
Наталья Алексеевна медленно высосала рюмку, утерлась платочком и сказала:
- А я пью за то, чтобы вы хорошо знали анатомию драконов и их соотчичей. Обязательно, обязательно вас завтра спрошу.
Она шутливо постучала пальцем по краю стола.
- Ну, Наталья Алексеевна, - Тарас широко, но аккуратно махнул рукой, будто отсекая ненужное, лишнее, - не будем о грустном. Позвольте, я за вами поухаживаю.
- Да уж поухаживайте, - с чуть заметной насмешкой проговорила Наталья Алексеевна.
Я во все глаза глядел на Тараса. Куда делся матерщинник и хам, не умеющий связать двух слов и не знающий элементарных правил общежития? передо мной сидел чуть раскрасневшийся, чуть-чуть пьяный ресторанный завсегдатай, ловелас, ухажер.
- Вы уж извините, - Тарас ловко накладывал в тарелку Натальи салат, - я тут отстал, одичал, забыл, как у людей... Пришел и первым делом - хлоп... Мясца? Птички?
- Буженины...
- Да, да... Вот, вот... Водочки?
- Ни в коем случае. И вам не советую.
- Двойку поставите?
Тарас протянул Наталье тарелку, налил ей водки на донышко, себе налил снова полную, установил графин на прежнее место.
- А что вы не едите? - обратилась ко мне Наталья Алексеевна и чуть тронула пальцами мою руку. - Вы стесняетесь? Ешьте. Давайте я вам салатику положу?
- Да нет, - я смутился, - нет, что вы...
"Мэлори, - вспомнил я, - Мэлори, Мэлори".
_______________________________________________________________
- Сейчас - спать! Через шесть часов бужу - и марш в карантин! Вы, - она указала на Тараса, - спите в одной комнате, вы - в другой, - она указала на меня.
- А вы, - нежно поинтересовался Тарас, - в третьей?
Наталья Алексеевна подошла к занавеске и приподняла ее. Мы увидели тесную кухоньку с древним водогреем, раковиной, старым сервантом, длинным сундуком, на котором была постлана войлочная подкладка... В стене рядом с умывальником было две двери, обшарпанные, скверно окрашенные.
Наталья Алексеевна отомкнула одну из них.
- Прошу! - сказала она Тарасу.
Тарас заглянул в дверь и присвистнул.
- Не, Наталья Алексеевна, так не годится. Здесь жить нельзя. Это - не для жизни, это - для разврата.
