Джордж Гайп - Гремлины
— Извини, — объяснил Билли. — Я действительно погряз. Просто я не могу уходить из дома надолго. Мама может не знать, что делать, если эти Могвай вырвутся или еще что-нибудь. Если бы не это, я бы помог тебе разносить эту петицию от двери к двери…
— Где они, кстати? — спросила Кейт. — По-прежнему у тебя в комнате?
Били кивнул.
— Но мама иногда выпускает их. Не на улицу, но вниз. Ей кажется, что жестоко держать их все время взаперти.
— А ты не боишься, что они забрызгаются водой?
— Да нет. Нигде ничто не течет, и мы закрываем кухню и ванную. Ну, я думаю, что если бы они знали, что могут плодиться таким образом, и хотели бы этого, они нашли бы возможность. Но они довольно покорны. И Барни ходит за ними повсюду. Если они влезают куда-то, куда не должны по его мнению, он предупредительно лает.
Кейт улыбнулась.
— От миссис Дигл больше ничего не было? — спросила она.
— Было. Она сегодня что-то пробормотала себе под нос — но достаточно громко, чтобы я слышал — насчет того, что дни Барни практически сочтены.
— Интересно, что она имела в виду? Она блефует?
— Не знаю. С нее может статься, что она наняла кого-нибудь подложить ему в пищу яд.
Они посидели молча, попивая кофе. Потом, не поднимая глаз, Кейт проговорила:
— Внимание. Вот он идет. Он слегка перебрал.
Когда неровно идущий мистер Фаттерман чуть не упал как раз перед их столиком, она быстро добавила:
— Довольно сильно перебрал.
— Привет, ребята, — сказал Фаттерман, пододвигая стул. Положив грубую мозолистую руку на руку Кейт, он улыбнулся: — Я буду оригинален. Большинство спрашивает тебя, когда ты заканчиваешь работать. Но я хочу тебя спросить, когда ты начинаешь.
— Только через пятнадцать минут.
— О.
— А что?
— Тогда лучше всего пожаловаться здесь, — ответил Фаттерман низким голосом. — Дорри не интересно. Ты слушаешь. Человек может рассказать тебе о своих проблемах, и ты посочувствуешь. Но я не могу ждать еще пятнадцать минут.
— Хорошо, — улыбнулась Кейт. — Я еще не работаю, но все равно расскажите мне.
— Это, эта дура… вздорная… никак не хочет нормально себя вести, что бы я ни…
— Это что, Ваша жена? — вмешалась Кейт.
— Нет, — сказал он. — Это снегоуборочная машина. Чертовка.
— Но мне кажется, Вы говорили, что она прекрасно работает, мистер Фаттерман, — сказал Билли.
— Так и было. Но до того, как я отдал ее в починку, и ее напичкали иностранными деталями. Каждая прокладка, свеча зажигания — все иностранное! Неудивительно, что она сломалась. Это все равно что подать жирные отбивные на свадьбе. Вы когда-нибудь слышали, чтобы кто-нибудь когда-нибудь подавал жирные отбивные на свадьбе?
Билли покачал головой.
— Конечно, нет! Там подают добрую старую американскую еду! Если подать гостям жирные отбивные, никто уже больше не сможет сдвинуться с места. То же и с машинами и с грузовиками. Иностранные детали — это как жирные отбивные. Вареный рис. Густой, клейкий.
— Я никогда раньше не слышала, чтобы об этом говорили подобным образом, — сказала Кейт, подсмеиваясь над ним, — но может быть, в этом что-то есть.
— Они мстят нам за то, что мы выиграли войну, — сказал Фаттерман несколько заплетающимся языком, но твердо. — Они запихивают в свои детали гремлинов, тех самых гремлинов, которые ломали наши самолеты в Большой войне.
— Большой войне? — спросила с удивлением Кейт.
— Во Второй Мировой войне, — выпалил Фаттерман. — Ну знаешь, той, которая была после Первой Мировой войны.
Кейт и Билли засмеялись.
— Во всяком случае, — продолжил Фаттерман, — они засылают сюда своих гремлинов… в автомобилях, радиоприемниках, а теперь вот и в свечах зажигания.
— А где сейчас снегоочиститель? — спросила Кейт.
— За углом. Он сломался, когда я заворачивал на стоянку. Я первый раз за сегодняшний день решил отдохнуть.
— Подвезти Вас домой? — спросила Кейт.
— Нет, спасибо, — ответил Фаттерман, с трудом вставая. — Жена уже едет. Наверное, уже подъехала. Спасибо, что выслушали меня. Мне это было нужно.
— Пожалуйста, — ответила улыбаясь Кейт. — Может быть, Вам купить по дороге жирных отбивных? Это Вам должно помочь.
— Слишком жирно, — засмеялся Фаттерман и помахал рукой, направляясь к двери.
Билли откинулся назад и улыбнулся.
— Ты была так мила с мистером Фаттерманом, — сказал он.
— Я привыкла, — ответила Кейт. — Все люди примерно одинаковы. Им просто нужно, чтобы кто-нибудь их выслушал. Особенно в праздничные дни.
— Почему?
— Потому что многих подавляет наступление всеобщего веселья.
— Мне всегда казалось, что все счастливы в праздники, — задумчиво сказал Билли.
— Большинство, — сказала Кейт. — Но некоторые — нет. Когда остальные вскрывают подарки, они вскрывают себе вены.
Билли поморщился.
— Веселая мысль.
— Это так. Количество самоубийств всегда выше всего в праздники.
— Перестань. Теперь у меня начнется депрессия.
— Извини. Не буду.
Что-то в ее голосе обеспокоило его.
— У тебя когда-нибудь бывает депрессия во время Рождества? — спросил он.
— Я не справляю Рождество, — ответила она. — Для меня оно не существует.
— Почему, ты что — исповедуешь индуизм или что-то в этом роде?
— Нет, я просто не люблю…
— Но… почему?
— Ты действительно хочешь знать? — спросила она, глядя на него почти что с вызовом.
— Конечно… Наверное, я хочу все о тебе знать.
Она отвела глаза.
— Не знаю, — пробормотала она, глядя в пространство. — Не знаю, почему Рождество всегда приносило нам несчастья… Моя бабушка умерла на Рождество… Я ее любила больше всех… У меня был аппендицит на Рождество. Он лопнул, когда я открывала подарки… Даже моя собака Снэппи погибла на Рождество… Ее переехали двое больших ребят на санях… Но самое худшее… Боже, это было ужасно…
— Что? — спросил Билли.
— Это было в канун Рождества, — продолжила Кейт медленно, как бы в состоянии транса. — Мне было шесть лет. Мы с мамой украшали елку… пели рождественские песенки, мы радовались, ждали, когда папа придет домой с работы. — Она помедлила, потом вздохнула. — Прошла пара часов, потом еще. Папа не приходил. Мама позвонила ему на работу… никто не ответи л… Потом уже закрылись все магазины. Тогда мы с мамой начали волноваться…
Билли молчал, боясь услышать, чем закончится рассказ, и в то же время с нетерпением ожидая, когда же она продолжит.
— В общем, мы не спали всю ночь… Он не пришел домой… Рождественский день тянулся вечно, не было никаких известий… Полиция начала поиски. Прошла неделя, две недели. Мама была близка к нервному срыву, и мы с ней не могли ни есть, ни спать… Потом, однажды в январе на улице шел снег. В доме было страшно холодно, и я попыталась разжечь огонь. Тогда я заметила…
