Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь
— Петрова, ты меня своими телесами скоро совсем задавишь! После его рассказа начались вопросы, и завязалась свободная дискуссия.
— Дмитрий Васильевич, а вы только в прозе работаете, или в других жанрах тоже?
— Пишу стихи, даже тосты иногда приходится сочинять.
— Ой, тосты! Я знаю: «Однажды, когда все птицы полетели на юг, одна маленькая амбициозная птичка захотела полететь на Солнце…»
— Что, птичка, однажды я сочинил тост про кота.
— Про кота? Как интересно! Прочитайте!
— Только этот кот не совсем обычный. Даже более необыкновенный, чем чеширский кот из «Алисы в стране чудес». Вы Льюиса Кэрролла читали?
— Читали!
— Так, вот, имейте в виду, что автор этого произведения — выдающийся математик, который имел о пространстве, в котором мы себя воспринимаем, как трехмерные объекты, весьма оригинальное представление.
— Расскажите! Расскажите! Нам это очень интересно!
— Расскажу, но потом, а вначале, послушайтека историю о коте, который ловил мышей в доме профессора Эрвина Шредингера — известного ученого, удостоенного в 1933 г. Нобелевской премией по физике. И Павлову пришлось немного напрячься, чтобы в доступной форме объяснить суть знаменитого мысленного эксперимента, поставленного профессором Шредингером, для демонстрации вероятностного характера событий (состояний), происходящих в наблюдаемом нами мире. Тост, написанный им по просьбе старшего брата Сергея, работавшего в подмосковной Дубне в Международном институте ядерных исследований, для какого-то «капустника» представлял собой пародию на этот эксперимент, который Павлов немного усовершенствовал. Закончив вступление, он с выражением прочитал:
«Жил да был в Германии профессор Шредингер,
Который для науки кота не пожалел.
Засунул киску в ящик и бомбу подложил.
Взрыватель на фотонах к той бомбе прикрутил.
Зловеще засмеялся: „Ха-ха-ха-ха-ха-ха!“
Одной лишь только мыслью могу убить кота!
Подумаю я квантово: фотон дискретно прёт, —
Взрыватель вмиг сработает и бомбу подорвет.
Подумаю классически: фотон волной идёт, —
Тогда тебе, кисуля, чертовски повезёт.
Лежи, лижись, усатый! Щас, крышкой я тебя!
Так, выпьем за здоровье полуживого
Иль полумёртвого кота!»
Потом начались вопросы:
— Так кот все-таки остался жив или нет?
— Увы, неизвестно — ответил Павлов и пояснил. — Все зависит от того, что увидит профессор, когда он откроет крышку ящика. Очень весело становится, когда подумаешь, что не кот, а ты сам и весь окружающий тебя мир — тоже следствие какого-то эксперимента, но уже в масштабе отдельно взятой планеты или Вселенной. Никто из нас не знает, что с ним произойдет, даже через минуту, пока не почувствует результат.[4]
— А у меня есть очень похожее на то, что вы прочитали, стихотворение — Павлов распознал по голосу Лену Водонаеву.
— Написала я его после того, как посмотрела телепередачу «Очевидное невероятное». Там Капица с одним профессором из Новосибирска, фамилию его забыла, проблему черных дыр дискутировали. Это такие космические тела, что, если, в поле их притяжения попадет космический корабль, то никогда-никогда не вырвется.
— Лена, прочитай, просим — раздались голоса.
— И Лена Водонаева громким, звонким и выразительным голосом, нараспев, как Белла Ахмадулина, прочитала:
«Сквозь пространство и время летит звездолет,
Отклоняясь от цели, как пуля в излет.
Где же штурман? Он спит? Он не ловит мышей?
Нет. На месте. Колдует над картой своей.
Только карта уж та устарела давно.
Нет ни звезд, ни галактик. Осталось гало
Сверхмассивной, ужасной черной дыры,
Поглотившей с пространством и время. Увы!»
«Совсем неплохо, — подумал Павлов, — только выражение „отклоняясь от цели, как пуля в излет“, наверное, не соответствует законам физики? Хотя нет. Все правильно: пассивный участок траектории полета, потеря кинетической энергии, склонение к центру тяжести масс. Почти как в жизни отдельных личностей, например, моей. А „черная дыра“, понятное дело, символ нашей лицемерной действительности, где, кажется, даже время остановилось». А тут и свет в спортзале загорелся. Все обрадовались. Девчата занялись своими делами, а Павлов присел на лавку и раскрыл книжку с повестью братьев Стругацких. Но читать ему снова не дали. К нему подошла Лена Водонаева и спросила, какое у него мнение по поводу ее стихотворения. Он признался, что стихотворение ему понравилось, но показалось слишком пессимистичным. На ее месте он обязательно придумал бы какую-нибудь оптимистическую концовку, хотя, с точки зрения современной науки из объятий черной дыры, точно, никогда, не вырваться. Она даже свет из себя не выпускает.
— А давайте, вы и я, каждый из нас напишет свою концовку стихотворения, а потом обменяемся, и посмотрим, у кого лучше получилось? — Предложила она. Идея ему понравилась. Он достал из портфеля-дипломата блокнот, шариковую ручку и попросил Лену записать начало стихотворения. Потом к ним подошла Петрова и не без ехидства спросила: «Уже записочками обмениваетесь? Свидание назначаете?» Лена густо покраснела, вернула Павлову блокнот, взяла Петрову под руку и они пошли в направлении спортивного снаряда под названием «брусья». Там они остановились и начали о чем-то перешептываться.
«Сплетничают», — решил Павлов и открыл «Улитку на склоне» все на той же первой странице. Он уже прочитал о том, как какой-то Перец сидит на краю высокого обрыва и бросает вниз камни — туда, где раскинулся безбрежный лесной массив с неизвестными науке биологическими формами жизни. «Ишь ты!
На Ньютона намекают», — подумал он, вспомнив прочитанные в журнале «Наука и жизнь» слова великого ученого, сказанные им перед самой смертью. О том, что он, сэр Исаак Ньютон, несмотря на всеобщее признание его механики движения физических тел, все равно чувствует себя ребенком, который бросает камушки в море, не ведая его ширины и глубины.[5] Но чтение на ум никак не шло. Он начал беспокоиться: почему так долго не возвращается мадмуазель Стручкова. Уже скоро метро закроют, а ее все нет. Снова подошла Петрова и сообщила ему, что девчата устали и хотят спать. И что ему тоже на спортивном матраце, возле самой стены, будет выделено спальное место, которое, чтобы он их не стеснялся, они отгородят дорожными сумками. Он поблагодарил Петрову за заботу и спросил, не найдется ли у них для него какое-нибудь полотенце, потому что он не прочь был бы принять душ. И еще он, конечно, хотел бы переменить носки, но об этом он, разумеется, ей не сказал. Провожая ее тревожным взглядом, он, невольно, задумался над ее предложением продолжить знакомство — для интересного времяпрепровождения с последующим взаимным получением удовольствия.
