Алексей Борисов - Утро Земли
-
Свобода вливалась к нему в сердце через каждый вздох и взгляд. Он шёл вперёд не один, и чувство целостности с детским миром, собранным вокруг в дюжину пар доверчивых глаз, добрых рук, переполняла до краёв его душу.
Он видел многое. Лишения, болезни, голод, но только если они вместе, им удастся всё преодолеть. Они не знают языка? Он их и так поймёт, со временем они научатся, научится и он. А там, как знать, не создадут ли они вместе новый, доселе неведомый, прекрасный язык.
Мечтать не перемечтать, – думал, улыбался Чарли и рассказывал им, представлял в уме и на словах, что под ногами не мёрзлый грунт, не серо белый снег, а дорога из жёлтого кирпича. Теперь у героев сказки появятся новые имена, индийские, а это значит, будут новые истории и приключения, а там, в конце пути будет начало, и яркий свет ударит солнечным лучом из-за горизонта.
Человек с пятном увидел свет, но звука не услышал.
Огненный удар опрокинул его в землю.
-
Лейтенант держал автомат стволом вниз. Его бойцы стояли рядом. Не испуганные, не покорные, а просто спокойные и сильно перегруженные мыслями, переживаниями. Дора дрожала от страха, но оставалась между ними. Как знак, живой сигнал, что пришло время, оно замерло в неодолимой поворотной точке, и многое осталось в прошлом. Не забыто, не отвергнуто, не прощено, лишь отодвинуто на задний план.
А на переднем плане в палаточный городок входили вооружённые люди. Такие же испуганные и растерянные, как бойцы лейтенанта Митчела. Смуглые, измождённые, они несли винтовки на ремнях, как постылую, привычную ношу. За ними шли дети, а между детей трое индусов тащили неуютные носилки из двух досок и шинели.
Дети перестали плакать, они стояли и смотрели.
Дора оттолкнула седого фермера, с мольбой и вопросом взглянула на Митчела, но лейтенант отвернулся. На войне он был командиром, а здесь и сейчас война окончена.
Девушка метнулась к носилкам, припала на колени, приказала положить на землю худое, бессильно тяжёлое тело. На красном красное не выглядело смертью, только снег темнел, и краснели причудливые льдистые кольдеры кровавых проталин.
На этот раз они опять обошлись без слов. Перед глазами Чарли промелькнули рваными стопкадрами дни, годы, мысли и мечты, и он уже не мог определить, где выдумка, где явь. Мешали холод, боль и зов отдаться в лёгкое, бесцветное ничто, похожее на бесконечный ровный сон.
Последним усилием он поднял медвежонка, пропитанного кровью, и протянул его Доре.
Она прижала игрушку к губам, и долго давилась солёными спазмами, беззвучными криками, но по неписанным законам каждой душе отведено своё время.
В своё время Дора встала c колен и с игрушкой в руках шагнула к детям.
Август-октябрь 2009.
Пропавший разведчик (четвертая новелла)
70 лет после ус
остров Ниххон, Союз Юга, посёлок Надежда
Император является символом государства и единства народа, его статус определяется волей народа, которому принадлежит суверенная власть.
(1-я статья конституции Японии, начало 21 века, время правления императора Акихито).
Правительство Сил Самообороны Независимого Государства Ниххон (НГН) постановляет упразднение юридической, религиозной и иных форм власти Императорского дома в связи с безвременной кончиной принца Нарухито и установленных порядком наследования приемников династии Хирохито. В день Утра Смерти завершилась эра Хэйсэй (эра «Установления мира») и царствование Императорского дома прекращено на неопределённый срок.
Потомки побочных ветвей Императорской фамилии уравниваются в правах и обязанностях с рядовыми гражданами государства.
(2-я и 3-я статьи Обновлённой конституции НГН, фрагменты. 4-й год после У.С.)
Разведчик снял перчатку и прикоснулся ладонью к прохладному дереву, замер. Он и представить не мог, что будет так тяжело. Его сердце забилось в таком ритме, словно хотело разорвать изнутри, во рту пересохло.
А осенний холод прополз за шиворот пилотской куртки.
Он снял вторую перчатку, убрал в карман. Двумя руками раздвинул створки и сделал шаг внутрь.
Ветер бросил на чистый татами несколько мокрых осенних листьев. Гость наклонился убрать неожиданный сор.
– Не стоит, – завывание ветра на улице было громче голоса Суги, но он услышал её слова.
– Сейчас. Прости, я случайно, – он тихо затворил створки двери.
В её доме жила тишина, в очаге еле слышно потрескивал огонь. Деревянная палочка коснулась глиняного сосуда с долгим звоном, зашелестела ткань кимоно.
– Проходи уже, чего ты стоишь на пороге? – Суги не взглянула в сторону гостя, она склонилась над посудой, – Я слышала, как ты подошёл.
– Знаешь…
– Я всё уже знаю, Акихито, – теперь голос женщины звучал громче, он был одновременно твёрдым и отрешённым, – Просто садись, я угощу тебя чаем.
Разведчик снял обувь и положил в затенённую нишу, оставил на вешалке кожанку и подошёл к хозяйке. У неё перехватило дыхание, когда мужчина сел напротив и спрятал ноги в углублении пола.
– Прости ещё раз, – Акихито поймал её взгляд и покраснел. Расстегнул воротник формы, не надо ей смотреть на знаки отличия.
– Да брось, – печально улыбнулась Суги, – Ты тут не причём. Надел бы ты гражданское платье, разве это что-то меняет?
– Нет.
Женщина склонила голову. Она стыдилась тихих слёз, а он считал, что ей стыдиться нечего. Ему хотелось посмотреть в её уставшие, доверчивые и мечтательные глаза. За эти глаза, за искренность, и преданность он её и любил. Знал, кому принадлежит её сердце, и никогда не позволял себе завидовать. Сумел остаться другом.
– Возьми, – она протянула Акихито пиалу.
Сейчас в глубине её черных глаз, похожих на умытые росой виноградинки, разведчик видел боль и решимость. Он вздрогнул, когда натолкнулся на вызов во взгляде, на отчуждение. Но женщина взяла себя в руки и медленно вздохнула.
– Он любил зелёный с жасмином, – её слова прозвучали как оправдание.
Суги запахнула полу голубого кимоно, словно куталась от холода в жарко натопленном доме. Волосы в простом пучке растрепались, но ей был все равно. Она сидела и безучастно смотрела на пар над пиалой.
Акихито пригубил свой чай.
Он раскачался слишком сильно. Засмотрелся на солнечные блики в листве и в один момент ослабил хватку. Мир закрутился, и в следующий миг горячий удар едва не сломал ему челюсть. А потом он почувствовал жжение. Поднёс руку к щеке, лицо одеревенело от боли, и он нащупал след ссадины.
Не выдержал и заревел.
– Акихито! – мама выскочила из дома босиком, бросилась к сыну прямо по грязной весенней дороге.
