Алексей Борисов - Утро Земли
Не выдержал и заревел.
– Акихито! – мама выскочила из дома босиком, бросилась к сыну прямо по грязной весенней дороге.
Упала рядом на колени и уверенным движением повернула лицом к себе.
– Несносный мальчишка! Бедный мой, – она погладила его по жёстким волосам, а он старался отвернуться. Акихито успел размазать по лицу сопли и слёзы, и теперь покраснел от стыда.
– Не три, я сказала! – мама не больно шлёпнула его по рукам, – Голова не кружится?
– Не…
– Марш в дом, – она поднялась с земли и поставила на ноги шестилетнего сына, – И прекрати реветь. Ты же принц!
– Не хочу быть принцем, реветь хочу!
Чтобы не взбеситься окончательно, мама сосчитала до пяти и вздохнула.
– Не хочешь быть принцем, будь хотя бы мужчиной.
В доме Акихито мужественно перенёс процедуру компресса к щеке. Мама старалась выглядеть строгой, но не могла скрыть свою жалость. Она обняла ребёнка и прошептала в горячее ушко:
– Ты хотя бы представляешь, как меня напугал? Бедный мой, бедный.
Он плакал от смущения, от пережитого страха и оттого, что нечаянно напугал маму. Боль утихла и больше не возвращалась.
Суги поставила пиалу на стол после двух глотков. Должно быть, чай остыл, но ей было всё равно. Она посмотрела куда-то поверх головы гостя. Но это была не её манера, он в шутку называл её «манера Йосики» или «взгляд свысока».
– Ты сейчас похож на прадеда. Не зря тебя назвали его именем. Знаешь, у тебя даже улыбка похожая. У меня фотография есть. Показать?
Он знал, что это так. Худое лицо, широкий лоб, большой нос и высокие брови делали его похожим на знаменитого предка.
– Не надо, я помню, – пилот положил руку поверх её ладони, – Какая теперь разница? Император был моим троюродным прадедом. Но это всё в прошлом, понимаешь?
Женщина прошептала «да, конечно» и придвинула к себе набор для каллиграфии. Окунула кисть в баночку с водой и положила на бумагу первый штрих.
– А Йосики ни на кого не похож.
Второй штрих иероглифа лёг на бумагу.
Юноши были знакомы ещё с военной академии Ниххона. Но Акихито не знал его так хорошо, как знала Суги.
Им предстояло упражнение не из лёгких. Подъем-переворот в сравнении с ним – детская забава.
– Не буду его делать, – Акихито поднялся с татами и коротко поклонился сенсею, – Простите меня, сенсей, я сегодня не в форме.
Сзади раздался шелест ткани о татами.
– Да ты просто не хочешь и не можешь! – голос принадлежал парню, которого Акихито не знал. Обернулся и смерил выскочку взглядом.
– Ты хочешь? Иди, делай, – Акихито пригласил его жестом. На самом деле, ему было просто лень. Он хотел уйти с тренировки, забраться куда-нибудь в укромное место и просто почитать стихи или что-нибудь в этом роде.
– Я-то? Сделаю, легко!
Сенсей уже готов был приструнить обоих юношей, но едва знакомый Акихито парень решительно выступил вперёд и поклонился. Он был на пол головы выше, с гладко выбритым лицом и массивной волевая челюстью. Акихито заметил: он движется уверенно, как опытный боец.
– Разрешите, сенсей, я сделаю это упражнение.
– Йосики Асихиро? – тренер сдержанно улыбнулся, – Пожалуйста, делай.
Юноша прошёл мимо Акихито. Их локти едва не соприкоснулись.
– Осторожнее, слышь, ты? – прошипел Акихито.
– Что ты сказал? – Йосики резко остановился.
Сенсей понял, чем может закончиться стычка, и прикрикнул на юношей. Посмотрел в глаза одному, потом другому.
– Покиньте зал. И не возвращайтесь, пока не научитесь быть вежливыми.
На выходе оба ученика поклонились знамёнам.
Оба попали в академию сразу после начальной школы. Но за несколько лет так и не познакомились. А с этого года им предстояло заниматься боевым дзю-до в одной группе.
Акихито и Йосики замерли друг напротив друга. Несколько секунд молчали.
– Пошли, поговорим, как мужчина с мужчиной, – отрезал Йосики.
– А чем тебе тут не место? – огляделся Акихито. Он почувствовал страх. Да любой бы почувствовал, подумал он. Вряд ли ему удастся справиться с этим силачом.
– Боишься, – констатировал Йосики.
Акихито покраснел, но продолжал смотреть спокойно.
– Ладно, – силач придвинулся на шаг, навис над Акихито, – Думаешь, раз ты императорской крови, тебе всё можно? Я прекрасно знаю, кто ты такой. Но ведь и моя бабушка было дочь императора.
Акихито хотел, было, сказать, что наследование по материнской линии это не то, но вовремя прикусил язык. Так говорить – естественно и правильно, но разве теперь подходящее время? А может, и не правильно? Ведь он и правда пользуется своим привилегированным статусом, халтурит на занятиях.
– Я не думаю, что мне всё можно, – медленно проговорил Акихито. Он собрал волю в кулак и продолжал смотреть на Йосики, – Я просто считаю, что могу с большей пользой провести время, а не заниматься этими дурацкими упражнениями. А вообще ты подумай, Асихиро сан, каково будет тебе или мне прийти завтра на занятия с фонарем под глазом. Да, ты сильней меня. Но если станешь бить, получишь сдачи.
Йосики отошёл на шаг и рассмеялся.
– Да, а ты не такая глупая заносчивая дрянь, как я поначалу подумал, – он сделал едва заметный поклон.
Акихито поклонился в ответ.
– Как считаешь, это не будет снобизмом, если мы подружимся и при случае набьем кому-нибудь физиономию, если кто-то проявит себя дрянью? Шучу, конечно.
Юноши улыбнулись друг другу.
– Бить-то вовсе не обязательно, – покачал головой Акихито.
– А ты думаешь, я собирался тебя бить? – развёл руками Йосики, – Сбить с тебя спесь – да, была такая мысль. Но драка – это недостойно. И тут не важно, принц ты или не принц.
Они вернулись в зал и попросили разрешение занять свои места. Ученики с любопытством смотрели: кто кого побил?
Оба юноши поклонились друг другу. Сенсей отвернулся, чтобы не выдать улыбки и продолжил занятие.
На душе было не уютно. Нужно что-то сказать, ободрить женщину, которая потеряла мужа. Вот только он не мог найти слов. Перебирал на столе предметы и молча наблюдал, как Суги выводит на бумаге иероглифы. Порой она сбивалась, начинала штрихи не с того конца. Несколько слезинок упали на краску, пока та не успела подсохнуть. Штрихи поползли по бумаге темной путиной.
– Спасибо, что пришёл ко мне. Так тяжело. Я не могу больше. Сделала бы…
– Не надо, – прошептал гость, – Не то время. Сеппукой ничего не решишь. К тому же…
– Что?
Он сделал над собой усилие. Остался невозмутимым, даже не покраснел. А если это и произошло, вряд ли она заметила. Свечи горят еле-еле, едва хватает света, чтобы писать.
