Брайан Олдисс - Зима Геликонии
Однажды вечером в офицерской столовой, еще в Аскитоше, Фашналгид мирно пил вино и читал, не обращая внимания на присутствующих товарищей-офицеров. Вздорный капитан по имени Найпундег остановился возле стула Фашналгида и прижал стеком раскрытую страницу его книги.
— Сколько тебя вижу, Харбин, ты всегда занят чтением. Ты одинокий пес. Надеюсь, что-нибудь забавное о девочках?
Закрыв томик, Фашналгид ровным голосом ответил:
— Это занятие вряд ли понятно тебе, Найпундег. Ты к такому непривычен. Это история развития церковной архитектуры за несколько последних веков. Вчера я купил эту книгу у букиниста. Она напечатана три века назад, и здесь, кстати, рассказывается о тайнах, которые мы теперь позабыли. Например, как находить душевное успокоение. Ты интересуешься такими вопросами?
— Нет, такие вещи меня не интересуют. По мне, так это жуткая скука.
Фашналгид поднялся и спрятал книгу в карман мундира. Потом взял свой бокал и выпил его до дна.
— Жаль, что в нашем полку служат такие тупицы. Здесь я ни разу не встретил ни одного интересного человека. Надеюсь, ты не станешь обижаться на такие слова? Ведь ты горд тем, что ты тупица, верно? И все книги, если только это не грязные книжонки о девочках, ты находишь скучными?
Фашналгид слегка покачнулся. Найпундег, сам изрядно пьяный, разразился злобной руганью.
Так Фашналгид впервые выразил свою ненависть к олигархии и к ее постоянно возрастающей силе.
Найпундег, опрокинув в горло очередной бокал огненного напитка, вызвал Фашналгида на дуэль. Были призваны секунданты. Поддерживая дуэлянтов, они вывели их во двор офицерского собрания.
Там ругань возобновилась. Офицеры оттолкнули секундантов и, выхватив пистолеты, принялись палить друг в друга.
Почти все пули пролетели мимо цели.
Все, кроме одной.
Эта пуля попала Найпундегу прямо в лицо, разворотила нос и верхнюю челюсть, вошла в голову ниже левого глаза и вышла чуть правее затылка.
В военном обществе, относящемся либерально к таким происшествиям, Фашналгиду удалось свести причину дуэли к ссоре из-за дамы. Военный трибунал под председательством самого Аспераманки был вполне удовлетворен; Найпундег, родом из Брибахра, не пользовался особой популярностью. Фашналгид отделался небольшим взысканием. Единственное, что так и осталось неудовлетворенным, — совесть Фашналгида; он убил товарища-офицера и главным виновником считал себя.
Он испросил отпуск и отправился в поместье отца, расположенное на возвышенностях к северу от Аскитоша. В гостях у отца Фашналгид намеревался совершить свое обновление, некоторое время воздерживаясь от женщин и питья. Родители Фашналгида уже состарились, хотя оба еще были в силе и ежедневно совершали поездки верхом, как это было заведено у них вот уже сорок последних лет или даже больше, — объезжали свои поля и лесные угодья.
Поместьем управляли двое младших братьев Фашналгида, живущие у родителей вместе со своими женами. Братья занимались научным земледелием, то есть высевали более стойкие породы зерновых, когда прежние сорта начинали давать скудный урожай, выбирали скороспелки, занимались насаждением каспиарновых лесов, после того как ураганы во множестве валили деревья, строили мощные изгороди, чтобы удержать в стороне стада мародеров-фламбергов, наведывающихся на поля с северных равнин. Под началом братьев трудились мрачные фагоры.
В детстве поместье отца казалось Фашналгиду раем земным. Но теперь оно показалось ему прибежищем тоски и печали. Он увидел, сколько труда требовалось для того, чтобы поддерживать положение дел в поместье, покуда климат ухудшался, и понял, что не хочет иметь с этим ничего общего. Каждое утро он предпочитал выслушивать повторяющиеся разговоры отца, нежели присоединиться к братьям на полях. Потом он обычно удалялся в библиотеку, чтобы там задумчиво листать старые книги, которые когда-то зачаровывали его своими историями, и время от времени позволял себе пропустить стаканчик вина.
Часто капитан Фашналгид с горечью задумывался о том, что его жизнь проходит бессмысленно. Он даже не мог понять, в какую сторону влечет его желание. При этом, ввиду своей скромности, он не осознавал и не мог понять, сколько людей, в особенности — женщин, любило его по причине этого самого изъяна. Вступив в зрелый возраст, он имел поразительный успех.
При этом он отличался наблюдательностью. Через пару дней он заметил, что один из его братьев поссорился с женой. Возможно, размолвка между супругами была лишь мимолетной. Но Фашналгид немедленно начал симпатизировать даме. Чем больше он говорил с ней, тем меньше оставалось в нем намерений измениться. Он старался изо всех сил. Он рассказывал женщине о блеске военной жизни, одновременно опутывая ее сетью прикосновений, улыбок, изображая жалость, которая, конечно же, была неискренней, изображая печаль, которая отчасти была подлинной. Ему удалось завоевать ее симпатии, и она стала его любовницей. Это оказалось неожиданно легко.
Его поведение было совершенно иррационально.
В огромном двухэтажном сельском доме родителей эту связь не удалось уберечь от чужих глаз. Отравленный любовью или ее подобием, Фашналгид уже не мог вести себя осмотрительно. Он осыпал свою новую пассию нелепейшими подарками — плетеный гамак, двухголовый козленок, кукла, одетая солдатом, сундучок из слоновой кости с резьбой-письменами, излагающими знаменитые легенды Понипота, пара пекубов в подарочной роскошной клетке, серебряная фигурка хоксни с лицом женщины, колода игральных карт в янтарном футляре с большой жемчужиной, клавикорды, ленты, книги стихов и в довершение — окаменелый череп мади с гипсовыми глазами.
Он нанимал музыкантов из деревни, чтобы те пели ей серенады.
В свою очередь женщина, в экстазе от того, что рядом с ней впервые в ее жизни оказался мужчина, который ничего не знал и знать не хотел ни о картошке, ни о зерне, ни о пелламонтейне, танцевала для него на его веранде совершенно нагая, в одних лишь браслетах, которые он подарил ей, и пела для него удалые зиганки.
Это не могло продолжаться долго. Мрачная сельская нравственность не стерпела такого разврата. В одну из ночей братья Фашналгида засучили рукава и, ворвавшись в любовное гнездышко, разбили клавикорды и вышвырнули Фашналгида из дома.
— Абро Хакмо Астаб! — орал что было мочи Фашналгид. В поместье никто, даже наемные работники, не решались произносить такое ругательство вслух.
Во тьме он поднялся на ноги и отряхнул пыль с мундира. Двухголовый козленок принялся жевать его штанину.
Фашналгид добрался до окна своего старика-отца, где принялся выкрикивать попеременно ругательства и мольбы.
