Сергей Лексутов - Полночный путь
Серик заметил, что не все промежутки между копейщиками заняты стрельцами.
Гнездила подвел его к пустому промежутку, ухватив за плечи, поставил в строй, проворчал довольно:
— Как тут и был…
Зато недовольны оказались два матерых, дюжих воина. Покосившись на Серика, один сказал другому, через голову Серика, будто его тут и не было:
— Это ж надо, всем стрельцов, как стрельцов, а нам безусого сосунка…
— Да-а… Чего-то разлюбил нас Гнездило… — протянул второй.
Гнездила ухмыльнулся в усы, проговорил:
— Это вам за то, что прежнего не уберегли. Если и этого не убережете — хрен вам вместе с редькой, а не стрельца!
— Дак ведь, кто ж знал?! Самострельные стрелы иногда пролетают сквозь завесу. Это ж не лучные…
— Щитом надо было прикрыть! На завесу понадеялись… — обратившись к Серику, сказал: — Князь говорил, у тебя самострел есть? Значит, со вторым самострелом я пришлю к тебе отрока из младшей дружины, будет у тебя заряжающим и оруженосцем. Из самострелов стрелять, когда еще враг далеко будет. Как только подскачет шагов на сто — переходи на лук. По пехоте вообще бестолку из лука стрелять. Сади только из самострела…
Оба копейщика разом охнули:
— Ох… Он даже этого не знает… Ну, наплачемся, придется копьями работать за четверых…
Серик помалкивал; дела убеждают, а слова вызывают недоверие. Гнездила еще немного поупражнялся со своей сотней, остался доволен. Кое-кому приказал получить новый щит, или копье. Гнездила ушел, а сотня разбрелась по двору, кто-то сидели кружком, прямо на утоптанном снегу, о чем-то беседовали. Серик было, вознамерился податься домой, но суровый копейщик, один из тех, меж которыми он должен будет стоять в бою, коротко рыкнул:
— Сиди, и жди… Гнездило сказал, оруженосец должен прийти. Тебе надобно еще с ним познакомиться… А то будете завтра бегать, друг друга искать… А от нас ты на походе ни на шаг не отставай. Потеряешь место в строю, перед боем искать некогда будет.
Вскоре пришел отрок из младшей дружины. Подойдя к суровому копейщику, спросил:
— Где тут стрелец меня дожидается?
— А вот он… — кивнул головой на Серика дружинник.
Отрок, который оказался чуть постарше Серика, изумленно воскликнул:
— Тю-ю… Стрелец… Стрелец… Да он же младше меня!
Серик и сам уже обратил внимание, что все стрельцы были в годах, многим приближалось к сорока, другим — явно за тридцать. И то сказать, Серик сам помнил, каково научиться стрелять из лука. Он сам за год обучения истер штук шесть защитных рукавичек, и штук тридцать наперстников, для защиты пальцев. При отпускании, тетива жжется, будто гадюка! Он проворчал благодушно:
— Ладно, давайте знакомиться… Меня Сериком прозвали…
Копейщики быстро переглянулись, один спросил:
— Уж не тот ли ты Серик, что буйствовал осенью с Шарапом и Звягой?
— Тот самый… — Серик ухмыльнулся.
Копейщик покачал головой:
— Ну, достался подарочек… Буйствовать по пьянке — дело не хитрое… Ладно, зови меня Щербак, а это — Ратай. Сам понимаешь, за просто так такие прозвища не дают… А тебя, отрок, я не знаю…
— Котко меня зовут… — и отрок потупился.
— Еще один подарочек! — хлопнул себя по бедру рукавицей Щербак. — За что ж тебе такое прозвище дали?
— А за хитрость… — обронил отрок.
— А не за вороватость?.. — прищурился Ратай.
— Нет, не за вороватость, — отрок открыто глянул ему в глаза.
— Ну, ладно, познакомились… А вон и Гнездило идет…
По двору раскатилось:
— Ста-анови-ись!
Казалось, миг — и воины разобрались в три ряда. Один Серик замешкался. Когда он встал в свой промежуток, Котко уже стоял там. Оглядев Серика, Гнездила ухмыльнулся в усы, проговорил:
— Молодцы… Кроме Серика… Выступаем завтра, на рассвете. Пешцы поедут на санях, трое в сани. Стрельцы — тоже на санях. Своих коней не брать. Налегке пойдем, овса будет в обрез. Разойдись!
Смеркалось, когда Серик добрался до дому. Но все уже было собрано, только мать что-то увязала в узелок, и тайком сунула в мешок. Привычный уже к опасностям, Серик спал без задних ног, намаявшись за день.
Наутро он обвесился оружием, взвалил на плечо мешок с припасами, и пошел в войско. Он не видел, как мать тайком перекрестила его с крыльца. Серика немножко тревожило, что забыл вчера сказать Гнездиле, что у него только щит для конного боя, пехотного нет. Он шел вдоль длинного обоза, стоящего на улице, а до княжьего подворья было еще далеко. Наконец он спросил первого попавшегося ратника:
— А где сотня Гнездилы?
Тот махнул рукой в переулок:
— А вон, на соседней улице стоит.
Серик прошел переулок, и сразу же наткнулся на Гнездилу, который прохаживался вдоль длинного ряда саней, с запряженными в них парами лошадей. Увидев Серика, ткнул пальцем в сани, стоящие за трое саней от него:
— Туда иди. Там уже оруженосец твой сидит. Все у него есть; припас хороший, три сотни стрел лучных, да сотня самострельных…
— А я еще и своих прихватил, — похвастался Серик.
— Ну, это, ты молоде-ец… Вечно так; набираешь, набираешь стрел, а их все равно не хватает… Ну, в обозе еще двойной запас имеется…
— Только, щита пехотного у меня нет… — покаянно сообщил Серик.
— А он тебе и не к чему. Как ты со щитом стрелять-то будешь?
— Ну, с коня-то я стреляю…
— Пехотный щит тяжелее конного… Вот и прикинь, после скольких выстрелов твоя рука опустится и больше не поднимется, если на ней еще и щит будет висеть?
— А как же?..
— Пешцы оборонят. Ты ж для них, как батя родной. Для тех, у кого хороший стрелец стоит, сила конного удара вдвое уменьшается… Ну, иди в сани, сейчас тронемся. Вон, уж и князь со старшей дружиной к воротам проскакал…
В санях и тулупы были припасены на всех. Закутавшись в тулуп, Серик улегся рядом со своим оруженосцем. Возницей сидел Щербак. Оглядев оружие Серика, проворчал:
— Неплохо на татьбе летом разжился, а?
Серик хмуро ответил:
— Оружие и кольчугу брат делал. Может, слыхал? Батута…
— Слыхал… Как не слыхать? Сам у него еще позапрошлым летом меч заказал. Хоть и заплатил за него серебром, да быстро уверился, что меч золота стоит.
Откуда-то донеслось:
— Сотня Гнездилы-ы… Тро-огай!
Войско в удивительном порядке вытягивалось из города; не было ни шума, ни толчеи. Только снег зло визжал под полозьями тяжело нагруженных саней. Так же без суеты разобрались в длинную вереницу на дороге. Ехали три дня, все дальше на полдень от Киева, по льду Днепра. На стоянках по стану гуляли слухи; будто бы лазутчики доносили, что впереди так и идет Рюрик, со своей дружиной. Но на третий день он резко свернул, и выбрался на левый берег. Дружинники вздохнули с облегчением; значит, не на соединение с печенегами он шел. Что ж, полегче будет… Коней обихаживали по очереди, о еде можно было не беспокоиться; как только останавливались, кашевары тут же разводили костры под огромными котлами, и варили густой, наваристый кулеш. Хлебали прямо из котлов, а потом на дне котла каждому оставалось еще по куску мяса с кулак. "Да на такой кормежке — любого печенега в бараний рог согнем" — хлебая кулеш, посмеивались воины. После пускались в воспоминания, в каких походах собственных коней съедали, а в каких — и до сапог добирались. На пятый день свернули в Рось. Заночевали в Корсуне. Хоть и остановились в городе, а все равно пришлось спать в санях; потому как в избах все равно места на всех бы не хватило. Наутро выступили с присоединившейся к войску корсунской дружиной, и еще ехали день по Роси.
