Сергей Лексутов - Полночный путь
— Кто ж его не помнит?.. Уж не Свиюга ли тебя обучал, а, Серик?
— Я даже не знаю никакого Свиюги… — пробормотал Серик. — Сам обучался.
Щербак сказал:
— Ага, вон идут…
Серик вгляделся. Из-за леса выдвигалась неправдоподобно ровная глыба. Даже лес длинных копий, казалось, не колыхался над головами. За спинами полка правой руки клубилась конница.
— Ратай, не сдержавшись, заорал:
— Браты-ы! Попались печенеги! Всех побьем!
Строй качнулся, ответил радостным ропотом, и снова замер. За строем печенегов мерно бухал бубен, отсчитывая ритм шагов.
Щербак сказал злорадно:
— Часто шагают. Упреют, пока до нас дойдут…
Серик прищурил глаз, поднял самострел, щелкнула тетива. Он ясно видел, как стрела ударила в овальный щит как раз на уровне груди воина, тот даже качнулся от удара, но так и продолжал идти.
Ратай рядом выговорил:
— Самострельная стрела ихний щит и с десяти шагов не пробьет… Ты попробуй по шлемам… Или по ногам… Хромой — не вояка…
Серик тщательно выцелил торчащий над щитом шлем, спустил тетиву — и увидел, как стрела лишь скользом зацепила шлем, но шибанула так, что воин несколько шагов еле ковылял, казалось, он вот-вот рухнет без памяти. Но все ж таки выправился.
Ратай посоветовал:
— Бей из своего самострела…
Было видно, что и у других стрельцов дела идут не лучшим образом. Тяжелые самострельные стрелы либо втыкались в щиты, либо пролетали мимо голов воинов.
Серик обернулся к Котко, сказал:
— Мой самострел заряжай…
Получив привычное оружие, вздохнул поглубже и прижался щекой к гладкому ложу самострела. На сей раз, стрела угодила прямиком в лоб, и, казалось, в несокрушимом строю, образовалась дыра.
Кто-то неподалеку сказал громко:
— Вот как стрелять надо! Неужто Свиюга в строй встал?
Щербак крикнул:
— А это не Свиюга, это наш Серик задает жару!
Серик сам накрутил ворот, достал из запасного колчана стрелу братовой работы, заложил в желобок, прицелился… Шлемы уже не торчали над кромками щитов; печенеги спрятали головы за щиты и шагали вслепую.
— Ну и ладно… — пробормотал Серик. — Похромаете…
И снова в строю образовалась дыра. Другие стрельцы сообразили, и тоже пустили по стреле в ноги. Строй стал щербатым, как старческая улыбка. И вдруг, он как бы слегка раздался, среди сомкнутых щитов появились промежутки.
Раздался отчаянный вопль:
— Стрельцов оберега-ай!..
Копья приподнялись, за завесой конских хвостов вражеского строя не стало видно, Ратай со Щербаком с грохотом сдвинули свои щиты перед Сериком, чья-то тяжеленная ладонь в кольчужной рукавице пригнула его голову к земле. И тут же послышались частые удары в щиты, что-то с шипением свистнуло… Однако большинство стрел без сил падали на снег, запутавшись в завесе. Копья опустились, и снова стал виден вражий строй. Он уже, будто прыжком, приблизился вплотную. Но Серик успел выбить из него двоих, прежде чем откуда-то сзади не послышался крик Гнездилы:
— Мечники! Впер-ред!
Серик не знал, что это значит, но ему быстро растолковали. Кто-то ухватил его сзади за пояс, и грубо отшвырнул назад. Серик не устоял, и полетел на утоптанный снег, под ноги копейщикам. Мимо протопал, пыхтя, воин с огромным топором в руках. Кто-то грубым пинком помог Серику встать. Ближайший копейщик рыкнули из-под личины:
— А ну назад! В тыл! Не слышал, што ль?
Наконец Серик сообразил, и, пробежав, сквозь строй, оказался за спинами воинов. Тут уже стоял Котко и тянул шею, стараясь разглядеть, что делается перед строем. Спины задних воинов замерли в страшнейшем напряжении, шеренга не шевелилась. А от передней несся жуткий треск, стук, дикие крики, вопли умирающих. Серик поглядел в промежуток, которым только что пробежал, и ничего не сумел разглядеть; какое-то мельтешение, мелькание, и больше ничего. Это длилось, казалось, вечность, но вдруг строй вздрогнул, будто сломалась кость. По строю волной понесся крик:
— Стоять кр-репко-о!..
И тут же Серик понял, что случилось — печенеги проломили строй на краю обрыва. По тому, как усилился крик и треск у первой шеренги, стало ясно, что печенеги усилили натиск. Задняя шеренга чуть подалась, и медленно закачалась, казалось, воины не устоят и разом повалятся навзничь. Но — устояли. А в пролом уже влетали закованные в сталь, в черных корзнах, как призраки, печенежские всадники. Крайние, увидев строй, стоящий под прямым углом к проломленному, моментально все поняли, и принялись осаживать коней, но остальные, ослепленные победой и снежной пылью, мчались дальше, все глубже залезая в мешок.
Стоявший неподалеку сотник Гнездила, заорал Серику:
— Чего рот раззявил?! Подмогни стрелами!
Другие стрельцы, стоявшие за строем, уже навешивали стрелы, высоко задирая луки. Серик тоже схватил лук, и принялся навешивать стрелы, на глазок выхватывая из крутящейся массы всадников, цели. Котко зарядил самострел, и тоже, высоко задрав его в небо, пустил стрелу.
Серик заорал:
— Не трать зря стрелы! Из самострела даже я не попаду навесом! — и продолжал посылать стрелу за стрелой в серое предвечернее небо.
Но вот строй шагнул вперед… Еще шаг… Еще… Взвились крики и треск с новой силой; это врубилась в толпу печенегов княжья дружина. Серик опустил лук, и тут увидел кучку окровавленных, изнеможенных людей, лежащих и сидящих на снегу.
Котко тихо вымолвил:
— Это все, что осталось, от полка левой руки…
Печенеги, попавшие в мешок, куда-то исчезли, и вот уже княжья дружина в соколином замахе нацелилась в тыл пехоте. И пехота не выдержала; побросала свои тяжелые копья и щиты и пустилась наутек. Неподалеку, в снежной пыли, мелькнуло печенежское знамя.
— Знамя! — заорал Серик, и кинулся сквозь строй вперед.
Строй уже переступил через своих павших, павших печенегов, и мерно шагал по полю, сметая остатки сопротивления. Ратай и Щербак были живы; откинув личины, они весело скалились, помахивая мечами. Копья их, видать, поломались в давке. Серик проскочил меж ними, и выбежал в поле. Сзади послышался отчаянный крик Ратая:
— Серик, ку-уда?! А ну вернись!
Но Серик уже бежал к рослому коню, стоящему неподалеку, его поводья мертвой хваткой держал убитый воин. Не мешкая, Серик мечом отсек поводья, вскочил в седло и помчался за мелькающим уже далеко впереди знаменем. А княжья дружина уже рассыпалась изгоном, и деловито разбирала арканы, побросав мечи в ножны.
То ли у Серика конь был лучше, то ли доспех легче, но расстояние между ним и знаменем быстро сокращалось. Вскоре он разглядел, сквозь мельтешение разрозненных пешцов и всадников, что скачут двое, оба в латах, у одного знамя уперто древком в стремя, у другого — длинное и тяжелое копье. Кто-то кинулся Серику наперерез. Не останавливаясь, он взмахнул мечом, привстав на стременах, но воин закрылся щитом, и Серик бить в щит не стал, а рубанул по опущенному вниз мечу, и вышиб его из руки. Помчался дальше. Наконец настиг, уже у самого леса. Воин с копьем остановился, развернул коня, уставил копье и дал шпоры. Серик пожалел, что у него нет щита. Тяжко ему придется, если он в первой же сшибке не выбьет копье из рук печенега. Он скакал, выпрямившись в седле, и, казалось, внимания не обращал на направленное ему в грудь копье. В последнее мгновение резко подогнул левую ногу и нырнул за конскую шею, но тут же выпрямился и рубанул по копью, махом отрубив его у самой руки воина. Знаменосец и не думал останавливаться, мельтешил впереди. Серик не раздумывая, помчался за ним, настиг, ухватился за древко, рванул, рубанул мечом знаменосца. Тот древка не отпускал, отмахивался от меча левой рукой в латной рукавице, напрочь забыв о собственном мече, висевшем у бедра. Серик напрягся, рванул древко, и знамя оказалось у него в руке. Он замахнулся мечом и тут разглядел совсем юное, перепуганное лицо. Шлем у знаменосца был без личины. Серик опустил меч, резко рванул поводья, разворачивая коня, и тут увидел, как к тому воину, с которым Серик только что сшибся, подскакали несколько всадников, воин перескочил на свежего коня, и все они припустили прочь. Серик в сердцах плюнул. Вот кого надо было брать, а не глупое знамя; это ж печенежский воевода, не иначе! Но было поздно, и он шагом поехал к своей сотне. Дружинники куда-то гнали пленных, на краю леса уже пылали костры — кашевары готовили ужин. Воины разбирали павших. Раненых относили к отдельным кострам, тут же суетились лекари.
