Романовский Александр - Ярость рвет цепи
– Годится, дружище – Засунув купюру в нагрудный карман, он потянулся к рычагу скоростей – Говоришь, Садовая и Приисковая?
“Тойота”, устало взревев, тронулась с места. Курт хранил молчание.
Он чувствовал, что его обманули (пятьдесят долларов – не слишком ли?), но все же не особенно переживал. За весьма непродолжительный период общения с деньгами у него еще не успели выработаться соответствующие навыки.
Таксист явно соскучился и хотел пообщаться.
– А ты не боишься таскать с собой столько баксов? Особенно там, куда ты собрался…
– Гораздо опаснее ходить вовсе без них, – подумав, ответил волк.
– Тоже правда…
На этом беседа угасла.
За окнами пролетало Гетто. Пустые витрины, двери кабаков. Редкие прохожие еле держались на ногах и шли преимущественно в обнимку. Сиденье под волком мягко качалось, расслабляя. Курт старался не думать о том, сколько безволосых до него сидели на этом самом сиденье, стараясь удержать в желудке все выпитое, до последней капли.
Запоздалые переживания обрушились коварно, будто уличный грабитель, вооружившийся бейсбольной битой. Волк со всей ясностью понял, что он убийца, четыре человека погибли из-за него. Не важно, были они добропорядочными гражданами или закоренелыми преступниками. Не важно, порочны они были или беспорочны. Не важно, приходилось ли им убивать и скольких они убили…
Имело значение только одно – этой ночью они столкнулись на своем жизненном пути с волком, стремящимся спасти сестру от неминуемой гибели.
Это был тот самый “отходняк”, о котором толковали наркоманы.
Курт чувствовал, как душа его стонет, мучимая раскаянием. На дурацком сиденье в вонючем салоне такси волк впервые почувствовал, что есть тяжесть убийства. Он знал, что это чувство останется с ним до конца его жизни, будет терзать в ночных кошмарах, временами затихая, но никогда не исчезая насовсем скрываясь где-то на задворках сознания…
Грудь сдавило стальными тисками.
Но, продолжая размышлять, Курт спросил вдруг себя: изменил бы он что-либо, появись у него второй шанс? Ответ сверкнул золотой рыбкой в глубоком черном водоеме. Он был слишком прост.
И это надрывало душу.
Сумрачно глядя в окно, Курт не сразу понял, что проезжает через “веселые кварталы”. Все они были похожи друг на друга, как две капли разбавленного пойла. Со времени предыдущего посещения этих мест прошло не очень много времени, и все-таки картина изменилась.
Окна по-прежнему ярко горели, изнутри доносился разнобой голосов, но народа на тротуарах заметно поубавилось. Веселье здесь отличалось буйством, но и скоротечностью: закуска практически отсутствовала, выпивка же разнилась качеством добавленной воды. Даже зазывалы и сопутствующая публика куда-то подевались.
“Тойота” старательно объезжала людей, лежавших прямо на мостовой. Некоторые продолжали сжимать в руках пустые бутылки, другие валялись лицом вниз в подозрительных лужах. Были ли они мертвы или просто пьяны, определить так сразу было непросто. Впрочем, это никого особенно и не интересовало. Машина проезжала мимо, волк удивленно смотрел на валявшиеся на асфальте тела. Он ни разу не был в “веселых кварталах” в такой поздний час.
Остаток пути до означенного перекрестка промелькнул, будто темный туннель. Это были еще не трущобы, однако уже и не Гетто. Обветшалые здания таращились слепыми провалами окон. Тут не было ни пешеходов, ни питейных (или других) заведений.
Гетто замирало, почтительно и подобострастно ползло к центральному Улью.
Автомобиль то и дело подпрыгивал на булыжниках, кирпичах и выбоинах в полотне дороги. Таксист упрямо не сбавлял скорости. Напряженная спина маячила за стеклянной перегородкой рыхлой глыбой. Ему явно было не по себе. Вероятно, он впервые за долгое время держал курс на “спорные территории”. Но жадность пересилила страх.
– Приехали, – заявил он.
“Тойота” резко остановилась. Курт подпрыгнул на сиденье.
Таксист, продолжая удерживать в зубах потухшую папиросу, нервно оглядывался.
– Выметайся, парень. Твоя остановка.
– Не так быстро, – сказал волк, не двигаясь с места. – Если будете на этом месте через полчаса, получите еще… полтинник.
Таксист обернулся. Несколько секунд удивленные глаза тщетно старались заглянуть под капюшон. Странный пассажир сидел не шевелясь и ожидал ответа.
– Откуда ты такой взялся? – проворчал наконец безволосый. – Ладно, уговорил. Лишний полтинник никому еще не мешал. Я буду тут через полчаса. Но учти – не опаздывай. Это не такой спокойный район, чтобы сшиваться здесь без крайней надобности.
– Договорились, – кивнул Курт.
Он оторвал зад от сиденья и выбрался наружу, только чудом не ударившись головой. Стоило дверце хлопнуть, вставая на место, как “тойота” с пробуксовкой рванула с места. Таксист вырулил направо, с явным намерением убраться как можно дальше.
Волк сомневался, что они еще сегодня увидятся, но проверить это раньше срока вряд ли удастся. Оглядевшись, он припустил в сторону Улья, мало-помалу наращивая скорость. Вскоре он уже мчался во весь опор. Дома пролетали мимо, не успевая как следует разглядеть бегуна. Дыхание вырывалось из груди клубами пара. Единственное, что его беспокоило, это как бы по дороге не растерять драгоценные доллары.
Несколько раз он видел краем глаза чьи-то силуэты. Но они, как правило, оказывались слишком далеко. Если кто-то и бросался в погоню, то оставлял эту затею на первой же минуте. Волки бегают быстро. Особенно те, что спешат на помощь к умирающим родственникам.
Один раз дорогу ему все же заступили. Трое безволосых, вооруженные какими-то палицами, выскочили из-за угла. По всей вероятности, они расслышали в ночной тиши топот ног и заранее приготовились к атаке. Но вот незадача – они не ожидали, что этот бегун способен перемещаться так быстро.
Курт молнией промчался меж двумя безволосыми – те и дубинками своими взмахнуть не успели, – а через третьего просто перепрыгнул. Две секунды, проведенные без контакта с землей, были весьма занимательны: под ногами пролетела озадаченная физиономия, обладатель которой явно не понимал, что происходит. Приземлившись, Курт понесся дальше. Через несколько мгновений незадачливые грабители исчезли за углом. Волк усмехнулся. Может, это происшествие заставит их крепко задуматься, стоит ли шастать в темноте с дубинками.
Вскоре “спорные территории” остались за спиной. Курт погрузился в самую глубь трущоб, куда опасались заходить самые отъявленные головорезы. А он чувствовал себя здесь как дома – осталось немного. Старейшина запрещал тут бегать, потому как скорость мешала бдительности и осторожности. Но Курт преступил сегодняшней ночью уже столько запретов, что обращать внимание на подобную мелочь не имело смысла.
