Алексей Доронин - Сорок дней спустя
А потом члены бандгруппы начали умирать. Наверно, не надо было жрать ту корову - пусть бы себе бродила. Консервов и еды в запечатанных упаковках им хватило бы на месяц. Нет, шашлыка всем захотелось под водочку… кретины. Они вообще о радиации мало что знали - деревенские пацаны, которые читать-то и зубы чистить научились в армии, да блатные с этапа, все в крестах и куполах. Вот и начали лысеть, блевать с кровью, а потом и ноги по одному протягивать. Когда процесс зашел далеко, Антон и Борис с несколькими бывшими сослуживцами, тоже здоровыми, собрали всю еду, и покинули занятый шайкой дом, который теперь напоминал лепрозорий.
С помощью радиостанции, которую они тоже прихватили у без пяти минут мертвецов, они поймали позывные каких-то спасателей из Академгородка. Туда они и направились. Добравшись до места, они увидели, что населенный пункт разрушен, полностью обобран и покинут. Но Убежище действительно было, и им удалось на него выйти. И их приняли, сделав огромное исключение. Оба они не имели никакой специальной подготовки в деле выживания, кроме практики, но были сочтены полезными.
Правда, все продукты у них изъял на входе дежурный пост ООП. Но никто не знал, что столько же еды и полезных ништяков Хомяк в полном соответствии со своей кличкой успел припрятать. Именно туда они решили наведаться по дороге на дежурство.
Деваться Хомяку было некуда. Если уж идти в самоволку, то вместе; по одному потом не отмажешься. Но самое главное - страшновато лезть туда в одиночку. Мельниченко подозревал, что это его последний шанс достать заначку. Не всю, но столько, сколько они вдвоем смогут пронести вниз, не привлекая к себе внимания. После этого он спрячет тюк за вентиляционной решеткой в малолюдном коридоре и будет брать по паре банок в день. Съедать можно в туалете, чтоб никто не видел.
Две недели он ждал этого дня. После отлучения от склада, последовавшего за показательной расправой Бати с расхитителями, начались его черные дни. Никакого обвинения ему не предъявили, но стабильно ставили на самую грязную и тяжелую работу: он месил раствор, убирал мусор, работал на отстойнике. Питался как все, то есть впроголодь, и жестоко ностальгировал по временам, когда в его распоряжении был широкий выбор продуктов. Только память о расстрелянных корешах, чьи тела на три дня выставили для публичного обозрения, возвращала к реальности.
Он понимал: сейчас или никогда. В следующий раз его очередь дежурить придет нескоро, или не придет вообще, если напротив его фамилии в журнале облучения уже натикала большая цифра. Спасибо им, блин, за заботу. Радиации Борис боялся как огня, но еще больше его пугало, что тайник могут найти.
Еще в раздевалке ему пришлось показать будущему напарнику мятую-перемятую схему. На карте были обозначения, понятные ему одному - стрелочки, кружочки: здесь золотишко в канализационном люке; тут полный гараж сотовых и ноутбуков; а здесь деньги, много денег: и евро, и доллары, и "деревянные"… это он с товарищами сделал еще до прихода в Убежище, когда думал, что скоро все перемелется, и он вернется к прежней жизни обеспеченным человеком. Теперь весь этот хлам не имел цены. Про деньги можно было забыть, как и про технику; да и драгметаллы с камушками если и войдут в цену, то в далеком будущем, а он о внуках не думал. Но были вещи, которые пригодятся уже сейчас.
Например, тушенка в подвале девятиэтажного дома. Или другие консервы и сгущенка в квартирах на втором и пятом этажах. Он старался не класть все яйца в одну корзину, чтоб не лишиться всего из-за чьего-нибудь не в меру развитого любопытства.
- Значит, легенда такая, - выдернул Бориса из приятных размышлений Караваев. - Нарвались на стаю, пришлось спрятаться, отсиживались в доме. Связаться не могли. Говорю только я, понял? Будешь пороть херню, урою.
Он достал УКВ-рацию, выдвинул антенну. Рация шипела и трещала обычно. Связь бывала устойчивой не чаще, чем раз в день, поэтому эту штуку они носили с собой для проформы.
Человек привыкает ко всему. Вот и они сжились с тем, что один из умников-академиков в Убежище называл "пост-антронопогенным ландшафтом". Остовы машин, погнутые дорожные знаки. Тел не было даже под снегом - те, что находились на улице, в этом районе убрали похоронные команды. Тогда они еще думали, что в этом есть смысл.
- У нас минут двадцать, - предупредил Карабас. - Дальше начнут беспокоиться.
Они отсчитали третий дом от компьютерного магазина. Озираясь и держа оружие наготове, поднялись на крыльцо и вошли в темный зев самого ближнего подъезда.
- Тиха украинская ночь… - замурлыкал Борис под нос, но Караваев шикнул на него.
- Распелся. Кобзон, епть.
Со страной, контроль над которой стал формальным поводом к войне, Мельниченко связывала только фамилия. Родители его происходили из Днепропетровска, и кроме "цибули", "горилки" да "клятих москалив" других слов на ридной мове он не знал.
Первым пунктом назначения был подвал. У решетки, заменявшей дверь, Караваев сделал товарищу знак ждать и выглянул на улицу.
- Вроде никого. Пошли.
Узкие коридоры подвала с покрытыми инеем стенами и трубами остро напомнили о родном убежище. Здесь располагались клетушки, где раньше жильцы, которые теперь стали нежильцами, хранили ненужный хлам. В одной из них именно в этой рухляди Хомяк зарыл свое богатство.
Четвертая справа. Замка на ней не было. Поставить его - показать всякому залетному гаду, что внутри что-то есть. Дверь была даже немного приоткрыта. Отодвинув в сторону старую кровать с панцирной сеткой и полуразвалившийся сервант, они оказались перед листом фанеры, выкрашенным в тот же поносный цвет, что и стены, фиг отличишь. За ним оказалась ниша, в которой аккуратной пирамидкой стояли банки, от вида которых у обоих чуть чаще забилось сердце. С тех пор как в Убежище была введена "цветовая дифференциация штанов", нормально питался только основной состав гарнизона. Остальные не то чтобы голодали, но излишеств не видели.
Наполнив рюкзаки дефицитной тушенкой, товарищи покинули подвал тем же путем, идя след в след. Мягко и неслышно ступая - на ногах у обоих были сибирские валенки - они поднялись на пятый этаж. Матерясь сквозь зубы в адрес спутника, которому хватило ума устроить тайник на такой высоте, Караваев снял варежки, чтоб покрепче ухватить пистолетную рукоять помповика.
Каждый раз, заходя в подъезд или квартиру, любой из них с трудом преодолевал желание начать "стрейфиться" как бывалый "думер", то есть двигаться боком, держа на прицеле каждую подозрительную дверь или лестницу. Воображение рисовало за каждым углом урода с обрезом или топором. Да хоть с кухонным ножом… все равно получить двадцать сантиметров нержавейки в пузо приятного мало.