Алексей Доронин - Сорок дней спустя
Тело ее напряглось. Она готовилась уходить. Не бегом, а шагом, тихо и незаметно. А потом свернуть в ответвление служебного тоннеля, спрятаться в сбойке и замереть, превратившись в камень. Осталось точно определить направление, откуда он приближался. Под землей непривычному человеку трудновато ориентироваться.
- Солнышко, - позвал голос снова. Еще ближе.
Никуда он не уходил. Спрятался в какой-то нише и провел ее как ребенка.
Прятаться не имело смысла, оставалось бежать. Вода хлюпала у нее под ногами. Резиновые сапоги безымянного работника метро были ей велики, носки давно разлезлись в труху, кожа покрылась волдырями. Но это были мелочи, которых она уже не замечала.
Она никогда в жизни так не бегала, но все было напрасно. Вскоре сильные руки обхватили ее поперек талии, легко оторвав от пола.
- Цап-царап.
День 34
Поймал, поймал! Теперь уж ты никуда. Запер от греха в тоннеле. Как бы не потерять - все эти двери похожи одна на другую. Смотрит на меня волком. Явно убила бы, если б могла.
Опять предлагаю мясо. Ни в какую, дура.
Бутилированная вода кончилась. В баке осталось дня на четыре (я не говорю, что это давно не вода, а ржавая протухшая дрянь). Дальше придется кипятить то, что капает с потолка. Радиация… Ну и что?
Вижу свое отражение в воде. Живой труп, бляха-муха. Ниче… Осталось недолго.
День 35
Хорошо вдвоем. Никто нам не мешает, и я могу проводить все время с ней. Она не возражает, и, по-моему, даже не замечает моего присутствия. Бедная… Но теперь, по крайней мере, никто не запретит мне заботиться о ней.
Она напоминает ребенка-аутиста. Уверен, что не разучилась говорить, а потеряла к этому интерес и оборвала все нити разом. Пусть она находится где-то в своем мире (мирах?), но мне все равно хорошо с ней. Если бы не ожидание развязки я бы мог назвать себя счастливым. Нет, я не боюсь смерти, но меня угнетает неизбежность расставания.
Больно смотреть на ее тело - как же она исхудала. Ребра того и гляди проткнут тонкую кожу, а сквозь нее - или я брежу? - можно увидеть сердце. Они пульсирует, гонит вязкую остывающую кровь по венам и артериям, но с каждым ударом все медленнее и медленнее. Нет, наверно мне мерещится.
Упорно отказывается от мяса. Ну, ничего. Я сумею ее убедить.
День 37
Прошлой ночью (или днем, я сбился со счета) это был последний раз, когда я слышал от нее связные предложения. Она не говорит, даже когда я к ней обращаюсь. Может только кивнуть или покачать головой, и редко-редко когда скажет пару слов, а потом снова молчит. Почти все время проводит, сидя на кровати и глядя то в пол, то в потолок. Сердце кровью обливается. За что нам это? Что мы такого сделали?!
(Хотите знать, что она мне тогда сказала? "Даже если ты последний мужчина на Земле, не буду с тобой. Провались, сволочь").
Вот тварь. Думает, чистенькая такая, а я зверь, чудище долбанное. Ничего, я ее низведу до своего уровня. Есть одна идейка: приготовлю гуляш, мелко накрошу и пожарю вырезки. Скажу - "крысятина", и съест как миленькая.
Забавно. Аж руки трясутся от волнения.
День 40
This is the end.
Я болен. Наверно, вода. Неужели так быстро проявилась лучевая болезнь? Жар не спадает, строчки плывут перед глазами, ручка постоянно выпадает. Думаю, это случится при любом раскладе, даже без моего участия. Но я хочу сделать это сам.
Чего ради я вообще пишу? Для археологов новой цивилизации, которые откопают наши кости?
Да нет, мое послание из гроба не для них. Я пишу только для себя самого - отчет о проделанной работе. Пусть это будет единственное произведение, которое я закончил. Летопись необычного конца заурядной жизни.
Я благодарен ей - она помогла мне разобраться в себе. Открыть новые стороны. Я стал сильнее. Жаль, что встретились мы слишком поздно.
Вода спадает помаленьку, надо бы радоваться. Но разве это что-то меняет? Один хрен мы обречены. Если здесь под землей такое, представляю, что наверху.
Сегодня все должно закончиться. В обойме как раз два патрона. Я ведь должен был убить ее. Открыл дверь, наклонился над ней, поцеловал. Даже сейчас такая красивая. Мне показалось, что она улыбнулась, хотя ясно, что не мне. Я понял, что не смогу. Оставил ее там. Ей придется умирать от жажды, она не сможет даже выйти из комнаты. Бедняжка.
С другой стороны, все к лучшему. Такая смерть искупит любой грех. Ее ведь угнетало что-то кроме нашей общей беды. "Неправильно жила"- уж не знаю, какой она вкладывала в эти слова смысл.
Все тело горит, в горле как будто трут наждачной бумагой. Но на душе радостно. Никогда раньше так себя не чувствовал. Всегда что-то мешало мне быть счастливым, даже когда у меня вроде бы было все. А теперь это чувство освобождения. Словно больной зуб вырвали.
Она спасется. Какой бы ни была ее вина, она все сполна искупила. Пусть ступает с миром. Да сам Христос не испытал десятой доли этого. Он умирал всего день, а мы тут гнием уже полтора месяца, и с самого начала знаем, что наши страдания никому не нужны и никому не помогут. Богохульство? Мне уже нечего терять. Какой может быть ад - я и так в нем. Глубже этой бездны нет ничего.
Пора уходить.
Вспоминаю, что забыл закрыть ей дверь. Ну и что?
Почти ничего не вижу перед собой.
До чего же у нее красивый голос… Жалко, давно со мной не разговаривала.
Ты была права, солнышко. Выход есть, и я им воспользуюсь. А ты оставайся. До скорой встречи.
Чем дальше, тем меньше верю, что это произошло на самом деле. Это сон. Сейчас нажму на курок, и все закончится.
*****
Решиться на это было трудно.
Она понимала, что здесь внизу верная смерть от голода, но подсознание говорило, что умирать зажатой между плитами в узкой щели еще хуже.
Чем дальше она ползла, тем уже становился лаз. Оказалось, даже хорошо, что она так исхудала за эти дни.
То и дело ей казалось, что стенки приходят в движение и начинают смыкаться как створки пресса. Но можно было протиснуться вперед, хоть для этого и пришлось бы оставить на острых краях лоскуты кожи и клочья волос.
Она сможет, она хрупкая. Особенно теперь.
И вот она выбралась. Первые же секунды наверху оказались страшным откровением.
Это тоже был ад на земле, только новый круг. Часы показывали одиннадцать дня, но кругом было темно, как в полночь. Неба не было. Казалось, вместо него над ней снова нависли низкие своды подземелья.
Внизу тоже было холодно, и ей пришлось надеть на себя всю теплую одежду, которую удалось снять с мертвых. Но это ни шло ни в какое сравнение с поверхностью. Кроме страшного мороза тут оказался еще ледяной ветер, от которого хотелось забиться обратно в вентиляционную шахту.
![Алексей Доронин - Сорок дней спустя [litres]](/uploads/posts/books/100815/100815.jpg)
