Алексей Доронин - Сорок дней спустя
Так решаются межличностные конфликты в маленьком коллективе.
Странно, но мне ни капельки не жалко. Ничего не чувствую, кроме облегчения - теперь ей ничего не угрожает. А этим туда и дорога. Я бы сделал это снова, не задумываясь.
Остались только мы вдвоем. Но меня сильнее всего поразила ее реакция. Точнее, отсутствие реакции. Она не сказала ни слова, только головой мотнула и ушла в свой угол. Похоже, она окончательно замкнулась в своем мирке, а этот для нее исчез. Я ей завидую.
Одно я знаю точно: теперь нам хватит еды еще на пару месяцев. А там можно что-нибудь еще придумать.
День 32
Неблагодарная сучка. Я ее боготворил, я ни о ком в жизни так не заботился, а она…
Вот так мне отплатила. Проснулся и обнаружил, что ее койка пуста.
Убежала! Тварь…
Ну, теперь держись. Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать.
*****
"Зачем это вспоминать? - она сжала виски до боли, - Может, можно без этого?.."
Нет, нельзя, решила ее память. И значит, придется пройти через это снова, как бы тошно и мерзко ни было.
Его хохот до сих пор стоял у нее в ушах. В детстве кто-то из родственников отца купил ей на день рожденья заводного китайского клоуна, страшного и несуразного. Если покрутить ключик у него на спине, он смеялся - да так, что мороз пробирал. Жутким лающим смехом, в котором ей слышались нотки мстительной злобы. Она сделала это всего пару раз, и механизм заклинило. Тогда она забросила уродца на дно ящика комода, забыв о нем. А ночью внутри него сдвинулась какая-то шестеренка, и он ожил как чудовище Франкенштейна. Так совпало, что в ту ночь родители и брат разбежались по своим "делам" оставили ее, семилетнюю, совсем одну.
Сатанинский хохот тогда заставил ее подскочить с кровати. И долго-долго она не могла заснуть, стуча зубами и всматриваясь в ночь за окном.
На следующее утро она избавилась от этого подарка. А теперь монстр вернулся за ней в облике человека, если его можно было так назвать. Только смех остался тем же.
Она пряталась. Притаилась, прижавшись спиной к сырой и холодной стене, и старалась не дышать. Ледяные капли падали за шиворот, но она молчала, стиснув зубы. В руке был зажат гаечный ключ - единственное оружие, которое удалось раздобыть. Она предпочла бы нож или даже шило, понимая, что ослабела настолько, что вряд ли сможет нанести больше одного удара. О том, чтобы разбить ему голову, и речи не было.
- Куда ж ты денешься, когда разденешься… - мурлыкал ненавистный голос. - Любишь играть, да? Ну беги, прячься, так даже веселее. Выхода-то все равно нет.
Уже три дня они играли в прятки. Он водил, она пряталась, стараясь не оставаться подолгу на одном месте. За это время она всего раз позволила себе сомкнуть глаза. Да и какой это был сон? Часа четыре полузабытья в закутке размером со шкаф, когда инстинкт прислушивается к каждому шороху и всплеску.
Рано или поздно игра должна была закончиться. Ограниченный завалами и затопленными участками "карман", в который они попали, был достаточно большим, но не настолько, чтоб в нем можно было бесконечно избегать встречи с человеком, который очень хочет тебя найти. Полузатопленная станция с подсобными помещениями да два с половиной километра тоннелей. Да еще множество каморок-сбоек, служебных ходов и тоннельчиков поменьше, межлинейных соединений.
Правда, в половину из этих мест путь был заказан. Там было по пояс, а то и по грудь воды. До поры ее спасала только темнота, да еще то, что ее преследователь знал метро не лучше нее.
Они остались одни. Все остальные были мертвы: кто-то давно, еще в первый день, другие недавно. Не без его помощи.
- Цып-цып-цып. Кисонька моя, ты где? Хочу тебя… обнять.
Глумливый голос звучал совсем рядом, казалось, в десяти шагах. Но она знала, что это акустика подземных коридоров издевается над ней. Если бы он был так близко, то уже схватил бы ее. Сутки назад он пару раз он принимался стучать по трубам: "концерт по заявкам" был слышен в любой точке "кармана".
Он был дальше, за пределами видимости. Хотя видеть она ничего не могла, потому что включить фонарик не согласилась бы за все блага мира.
- Куколка моя, ты где? Хочу к тебе…
Она слушала эти сальности в сотый раз и чувствовала в его словах режущую ухо фальшь. Он прикидывался похотливым животным, а на деле оставался человеком. Только люди сходят с ума. Она догадывалась, что вряд ли нужна ему как женщина, и даже ее ценность как мяса не стоит на первом месте. Тут другое. Он просто боялся одиночества, особенно перед лицом смерти.
- Не хочешь, значит? Ну и сиди, сучка… А я перекушу. Они, конечно, не такие свеженькие как ты, но тоже ничего. Как говорят некрофилы, старый труп лучше новых двух.
Он зашелся в припадке хохота, словно выдал блестящую остроту. Эхо металось по коридору целую минуту, делая его смех похожим на смех клоуна. Ей пора бы привыкнуть, но каждый раз, слыша его, она чувствовала сжимающий все внутри спазм.
- Дура… Боишься? Думаешь, я зверь, а? Если бы не я их, они бы нас уже обглодали.
Ей было нечего на это сказать. Может, и так, но она скорее бы умерла, чем провела еще день рядом с ним.
- А что мне еще с этими уродами было делать? - снова крикнул он. - Так хоть какая-то польза вышла. Давай, пожуй и ты.
В пяти метрах от нее что-то шлепнулось в воду. Она приросла к тому месту, где стояла.
- Да не бойся, это не то, что ты подумала… - вывел ее из оцепенения его голос, ставший вдруг ласковым и участливым. - Просто гайка. Ты еще там, родная? Пойдем со мной. У меня есть чипсы. Твои любимые, с беконом. А вот воды уже нету. Придется пить эту дрянь. Хорошо, у меня есть на чем кипятить. Хотя все равно инфекция до нас добраться не успеет.
Резь в пустом желудке напомнила ей, что у нее два дня во рту не было маковой росинки. Но ее было не купить такими вещами.
Молчание затянулось, и она превратилась в слух. Человек не приближался, но и не уходил. В абсолютной тишине она слышала его сиплое дыхание. Он тоже был простужен.
- Так что, ты идешь со мной? - маска дружелюбия слетела, голос снова стал холодным и скрипучим. - Выходи по-хорошему, задолбало за тобой лазить.
Она не проронила ни слова, готовая бежать, если он приблизится еще на метр.
- Не хочешь? Ну, тогда я пошел. Сиди и подыхай от голодухи.
И шаги, слышно как брызги летят во все стороны. Уходит. Но он вернется, что бы ни говорил. Он всегда возвращается.
Она опять осталась одна. Немного выждав, она включила фонарик. Тоннель был пуст. Она вздохнула с облегчением, и в этот момент до ее уха донесся тихий всплеск.
Тело ее напряглось. Она готовилась уходить. Не бегом, а шагом, тихо и незаметно. А потом свернуть в ответвление служебного тоннеля, спрятаться в сбойке и замереть, превратившись в камень. Осталось точно определить направление, откуда он приближался. Под землей непривычному человеку трудновато ориентироваться.
![Алексей Доронин - Сорок дней спустя [litres]](/uploads/posts/books/100815/100815.jpg)
