Эрик Рассел - Алтарь страха
Что такое жизнь?
Он гнал этот вопрос от себя, но тот настойчиво вновь и вновь всплывал в его мозгу. Наконец, не выдержав и почувствовав, что может сойти с ума, Армстронг вскочил с кресла и подошел к решетке.
— Эй! — окликнул он невидимого соседа. — А ты как думаешь, что такое жизнь?
Сосед, перестав бормотать, ответил:
— Когда я был маленьким, меня учили, что жизнь есть ступенька перед более высокими явлениями. Такой ответ я должен дать. Но предположим, что он окажется неудовлетворительным? Предположим, что, выслушав этот ответ, они заберут меня отсюда и... и...
— Ну? — не выдержал Армстронг.
— Не знаю. Я не уверен, что этот ответ правилен, а он должен быть правильным! Ты сам почувствуешь потребность в правильном ответе, когда спросят тебя.
Пропустив мимо ушей это зловещее предупреждение, Армстронг решительно спросил:
— А сколько еще определений ты придумал?
Сосед помолчал, затем задумчиво произнес:
— Жизнь — это рост.
— Так ведь и кристаллы растут, — заметил Армстронг.
— Значит, ответ неверен. А как насчет того, что жизнь — это движение?
— Но, например, деревья не могут двигаться по собственной воле.
— Зато они растут. А рост — форма движения.
— И планеты движутся. А также спутники, астероиды и прочие неживые предметы.
— О Господи помилуй, уж если ты занимаешься софистикой, то и они смогут. Я придумал уже дюжину определений, но все они с изъянами. — Усталый голос выдавал нервное напряжение. — А им достаточно всего лишь одного изъяна. — Он помолчал, затем вновь заговорил: — А если бы тебя спросили, что бы ты ответил?
Армстронг надолго задумался, затем нерешительно произнес:
— Я бы сказал, что жизнь — штука сложная. И стоял бы на своем.
Сосед отозвался без энтузиазма:
— Спасибо! Я подумаю над этим. — Не слыша дальнейшей информации, он отошел от решетки и вновь что-то забормотал.
Но не долго ему пришлось думать. Через десять минут в коридоре появились двое крепких мужчин с непроницаемыми лицами, прошли мимо камеры Армстронга, лишь заглянув внутрь, и открыли соседнюю камеру. Армстронг застыл возле своей решетки, ожидая их возвращения.
Минуту спустя они прошли мимо него, сопровождая согбенного, сморщенного человечка. Близоруко поглядывая сквозь сползшее с носа пенсне, человечек, пошатываясь, шел по коридору. Охранники шагали по бокам с лицами неподвижными, как у сфинксов.
Армстронг вежливо обратился к ближайшему охраннику:
— При ваших двухстах фунтах веса вам понадобится для виселицы не менее восьми футов веревки.
В ответ он получил лишь глухое молчание. Они мрачно проследовали дальше, сопровождая что-то раздраженно бормочущего пленника. В конце коридора звук их шагов и бормотанье заглушило лязганье открывающейся двери. Вскоре все стихло. Судя по всему, остальные камеры пустовали. Армстронг остался один на один со своими мыслями.
Следующий час он посвятил осмотру камеры, выискивая спрятанные подслушивающие устройства и «глазки» объективов. Тщетно. Поворачивая мебель, снимая книги с полки, заглядывая в каждую щелку, он неплохо провел время, но без результата. Если что-то где-то запрятано, то это аккуратно замазано штукатуркой. Чтобы отыскать скрытые аппараты, придется ободрать стены и потолок.
Убедившись, что при осмотре ничего не пропустил, он умылся, почистил зубы, привел себя в порядок и занялся книгами. Но сосредоточиться на чтении он не смог.
Вскоре появился один из охранников, протолкнул под решетку поднос с едой и удалился, не сказав ни слова. На следующее утро таким же образом подали завтрак. Кухня сделала бы честь самому модному отелю. Какая бы судьба его ни ждала, предварительно его явно собирались откормить. С откровенным наслаждением поглощая пищу, он решил, что у него нет претензий по крайней мере к меню.
К обеду аппетит несколько испортился от размышлений о все еще отсутствующем соседе. Старик — кем бы он ни был — не появлялся. Напрашивался лишь один вывод: старик дал неправильный ответ и теперь расплачивается. Может быть, именно таким издевательским путем — требуя правильного ответа на единственный вопрос — в этой психушке разделывались с теми, кто задавал слишком много вопросов? Как говорится, глаз за глаз.
Армстронг уже в двадцатый раз уныло сунул руку в карман. То, что там должно было находиться, пропало. Его опередили! Если бы вернуть себе тот предмет, сейчас бы уже половина полиции Нью-Йорка примчалась сюда. А поскольку ни одного копа поблизости не наблюдалось, значит, устройство уже не функционирует, а аппарат просто разобрали, зная, как управляться с такими штуками.
Несколько минут спустя под дверь проскользнул поднос и застыл перед ним. У тарелки с жареным цыпленком стоял, прислоненный, чистый белый конверт. Армстронг вскрыл его и вслух прочитал аккуратно отпечатанный текст:
Уважаемый мистер Армстронг. Ваша дальнейшая судьба будет зависеть от ответа на простой вопрос, помещенный ниже. Разумеется, вам следует серьезно подумать, поскольку ваша судьба — дело серьезное. Вам дается время — два дня, — в течение которого вы должны серьезно поразмышлять.
Подпись отсутствовала. Он глянул на семь слов, отпечатанных крупными буквами внизу. Мозг как будто накренился в сторону, и мысли закружились в бешеном танце. Спина вспотела. Все призраки когда-либо испытанных им кошмаров ворвались в круговерть его мыслей. Перед его застывшим, невидящим взором во всех адских красках предстала таинственная картина. Видение самой преисподней.
Вот она, расплата! Медленно, как загипнотизированный, взор его подобрался к семи судьбоносным словам.
Как вы думаете, вы в своем уме?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Семь слов, состоящих всего-то из двадцати трех букв, тем не менее требовали ответа, от которого зависела его судьба. Правда, в записке ничто не указывало на гибель; угроза таилась в недосказанном, в том, что должно было дополнить воображение читающего. Эти мастера мистификаций могли сделать с ним все, что угодно. Но если они настолько могущественны, что противостоят мировым правительствам, заставив отложить колонизацию Венеры по крайней мере лет на двадцать, то зачем им возиться с одним человеком, который для них просто козявка! Семь слов — они наливались тяжестью трупа, висящего в петле.
Он всмотрелся в них третий раз, тревожно, задумчиво, не совсем уверенно. Слова стояли крепко, решительно и вызывающе, словно писавший их получал удовольствие от того, что сформулировал неразрешимую проблему.
