Юрий Нестеренко - Приговор
даже и на самого себя, то ли проявляя оптимизм по поводу перспектив
возвращения хороших времен.
А может быть, наоборот, ожидая, что скоро придется ушиваться еще
сильнее.
— Что надо? — осведомился он, тем не менее, без всяких признаков
радости по поводу прихода клиентов.
— Этой девочке нужна хорошая одежда.
— Не сомневаюсь, — буркнул он, окидывая презрительным взглядом
нынешнее облачение Эвьет. — А платить-то есть чем?
— Есть, — я отвязал от пояса кошель и звякнул им перед носом
портного. Тот отступил в зашторенный полумрак мастерской, впуская нас
внутрь, и, подозрительно косясь на меня, зажег стоявший на столе
масляный светильник.
— Сначала покажите деньги.
Эвелина, кажется, уже хотела сказать ему что-то резкое, но я
успокаивающе сжал ее ладонь. Развязав кошель, я продемонстрировал
хозяину мастерской пригоршню монет, заранее, впрочем, зная его реакцию.
— Медными не возьму, — не обманул он моих ожиданий.
— Они обязательны к приему на всей территории Империи, — сделал
безнадежную попытку я. — Это закон.
— Какой еще закон?
— Закон, подписанный последним императором.
— Вот и отнеси их ему на могилу. А мы здесь принимаем только
золото. Тем более — от чужаков.
Глупые люди, считающие золото абсолютной ценностью! Золото — такой
же металл, как и медь, и не более чем. Его нельзя есть, им нельзя
согреться, даже для изготовления оружия оно не очень-то годится. Но
объяснять сие этому типу, разумеется, бессмысленно. Если дела и дальше
будут идти так, как они идут, со временем он сам убедится, что самая
твердая валюта — это засушенный кусок хлеба…
— Ладно, — вздохнул я, демонстрируя ему монету в пять золотых крон.
— Нам нужен костюм, удобный для путешествия верхом.
— На заказ или готовый?
— Найдется готовый подходящего размера? — с надеждой спросил я.
Одежда нужна была Эвелине как можно скорее, не говоря уже о том, что
шитье на заказ обошлось бы заметно дороже.
— Поищем, — пробурчал портной, беря лампу и направляясь в дальний
конец мастерской. Там висело на крестообразных стойках около дюжины
мужских и женских нарядов. Шансов, что среди них отыщется детский, было
не очень много, но нам повезло. Портной продемонстрировал нам костюм из
числа тех, какие обычно носят мальчики-пажи. Разумеется, далеко не такой
роскошный, какие можно встретить в герцогских и графских замках. Никаких
белых кружев на воротнике и манжетах, вместо дорогих пуговиц — обычная
шнуровка, да и ощупанное мной сукно было явно местного производства, а
не из славящихся своими сукновальнями провинций. Но это даже и к
лучшему: такой наряд прочнее и практичнее одеяний из тонких тканей, в
которых щеголяют богатые пижоны. В то же время это вполне достойное
облачение для отпрыска дворянского рода средней руки, и в нем не стыдно
предстать перед тем же графом Рануаром. То, что костюм мужской, ни меня,
ни Эвьет ничуть не смущало: для путешествия самое то. Мне, конечно,
доводилось слышать о заправляющих в разных епархиях фанатиках, готовых
обвинить женщину в грехе и ереси лишь за то, что та носит брюки -
каким-то совершенно непостижимым для меня образом они усматривают в этом
непристойность — но даже эти ненормальные не распространяют свои запреты
на девочек, еще не достигших полового созревания.
Эвьет отправилась на примерку за ширму и через некоторое время
вышла оттуда, явно довольная обновкой. Костюм оказался ей слегка
великоват, но в целом действительно шел, и его черный и коричневый цвета
хорошо сочетались с ее черными волосами и глазами. Толстяк, впрочем,
бросил насмешливый взгляд на ее босые ноги, но Эвелина этого не
заметила.
— Берем, — сказал я и протянул пять крон портному. Тот попробовал
монету на зуб, посмотрел на свет и невозмутимо опустил в карман.
— Как насчет сдачи? — поторопил я. — Цена такому костюму — от силы
три кроны.
— Это если в имперских золотых, — брюзгливо возразил толстяк. — А в
монетах новой чеканки при том же номинале золота меньше на треть.
— Даже если рассуждать так, с тебя полкроны.
Портной, как видно, был неприятно удивлен тем, что я моментально
сосчитал дроби в уме, не приняв на веру его калькуляцию — однако тут же
отступил на заранее подготовленные позиции:
— А никто не запретит мне продавать по той цене, по какой хочу.
Захочу — и вовсе десять крон запрошу.
— Тогда и нам никто не запретит отказаться от покупки.
— Это сколько угодно, — фыркнул толстяк. — Ищите на ночь глядя
другого портного, у которого найдется готовый детский костюм, да который
еще при этом возьмет с чужака не втридорога, а по-божески, как я.
Увы, он был прав; и, бросив еще один взгляд на довольную
приобретением Эвьет, я махнул рукой.
— Ладно. Тогда расскажи хотя бы, где здесь лавка сапожника, да и
постоялый двор поприличнее заодно.
Получив нужные сведения, мы вышли на улицу. Какой-то подозрительный
тощий тип, присматривавшийся к Верному, сразу же всем своим видом
продемонстрировал, что просто случайно проходил мимо. А я еще помню
времена, когда коня можно было безбоязненно оставлять перед входом в
лавку или иное заведение… впрочем, после той демонстрации бойцовых
качеств, которую Верный устроил собакам, я надеялся, что он не даст себя
в обиду и конокраду.
Через несколько минут мы без особенных проблем приобрели для Эвьет
пару мягких удобных сапожек. Единственная проблема состояла в том, что
на этом мой золотой запас был исчерпан. Оставалось, правда, еще немного
серебра, но его я хотел приберечь. А предстояло еще позаботиться о
Верном и ночлеге. Впрочем, я надеялся на то, что на постоялом дворе
медные деньги все же принимают; если портные и сапожники живут в
основном за счет местной клиентуры, то содержатели заведений для
проезжих обычно куда более лояльны к монетам с самых разных концов
Империи. При гостиницах побогаче даже есть своя меняльная лавка. Надо
сказать, что даже и до Войны Льва и Грифона правом на чеканку монеты
обладало отнюдь не только императорское казначейство (и "медная"
реформа, вызвавшая два бунта подряд, была призвана отчасти выправить это
положение), а уж за последние годы всевозможных денег развелось и вовсе
