Фрэнк Херберт - Зелёный мозг
«Соединительные ткани, — с горечью думал Фурунео. — Она говорит, что это не связки, тоща что же это?» Он еще не помнил такого другого случая, когда чувствовал такое опустошение.
— То, что простирается от одного до восьми, — сказал Калебанец, — это есть соединительные ткани. Правильное употребление глагола-связки «есть»?
— Угу.
— Глагол едентичности, — сказал Калебанец. — Странная концепция.
— Нет, нет, а что вы имеете в виду под одним до восьми?
— Всякие несвязуемые осколки, — сказал Калебанец.
— Вы имеете в виду разорванные соединительные ткани?
— До разорванных соединительных тканей.
— Что в конце концов значит это до, и как оно может быть связано с тканями?
— Вероятно, более внутреннее, — сказал Калебанец.
— Сумасшествие, — сказал Фурунео, тряся головой. Затем спросил:
— Внутреннее?
— Несвязанное место соединительных тканей, — сказал Калебанец.
— Но мы опять вернулись к тому, с чего начали, — простонал Фурунео. — Что такое соединительные ткани?
— Незаполненное пространство между, — сказал Калебанец.
— Между чем? — заревел Фурунео.
— Между одним и восемью.
— О-о-о-ох, нет!
— Также между одним и X, — сказал Калебанец.
Как делал до него Маккай, Фурунео закрыл лицо руками. Наконец он сказал:
— Что находится между единицей и восьмеркой, кроме двух, трех, четырех, пяти, шести и семи?
— Бесконечность, — сказал Калебанец. — Открытая концепция. Ничто содержит все. Все содержит ничего.
— Знаете, что я думаю? — спросил Фурунео.
— Я не читаю мыслей, — ответил Калебанец.
— Я думаю, что вы ведете с нами свою игру, — сказал Фурунео. — Вот, что я думаю.
— Соединительные ткани принуждения, — сказал Калебанец. — Это способствует пониманию?
— Принуждать… принуждение?
— Рискните движение, — сказал Калебанец.
— Рискните что?
— То, что остается на месте, когда остальное движется, — сказал Калебанец. — Это и будет соединительная ткань. Концепция бесконечности опустошается без соединительной ткани.
— О бо-о-же-е! — застонал Фурунео.
В этот момент он попросил, чтобы его выпустили на улицу отдохнуть.
Фурунео не продвинулся ближе и в понимании того, почему Калебанец поддерживал такую высокую температуру в бичболе.
— Последствие быстроты, — сказал Калебанец, давая разные варианты ответов с понятиями скорости. Или:
— Вероятно, концепция генерированного движения подходит лучше.
— Какого-то рода трение? — попробовал вариант Фурунео.
— Некомпенсированное отношение измерений, вероятно, соответствует ближайшей апроксимции, — ответил Калебанец.
Сейчас, анализируя все эти приведшие его в тупик определения, Фурунео дышал на руки, чтобы согреть их. Солнце уже зашло, и холодный ветер начинал сдвигать воду к отвесной скале.
«Либо я замерзну до смерти, либо испекусь, — думал он.
— Где же в этой вселенной Маккай.»
В этот момент Тулук вызвал его на дальний контакт через одного из Тапризиотов Бюро. Фурунео, который искал более укрытого пространства с подветренной стороны бичбол а, почувствовал включение щитовидной железы. Он поставил ногу, которую заносил на ступеньку для подъема, вниз и твердо замер в неглубокой лужице воды, потеряв все телесные ощущения. Мозг и вызов слились воедино.
— Это Тулук из лаборатории, — назвался вызывающий.
— Извинения за вторжение и все прочее.
— Я думаю, что вы просто заставили меня поставить ногу в холодную воду, — сказал Фурунео.
— Ну что ж, вот вам еще немного холодной воды. Вы должны просить этого дружелюбного Калебанца забрать Маккая через шесть часов, время истекает, начиная отсчет от четырех часов и пятидесяти одной минуты тому назад. Синхронизируйте.
— Стандартное измерение?
— Конечно стандартное!
— Где он?
— Он не знает. Там, куда его послал Калебанец. Есть какие-нибудь предположения о том, как это делается?
— Это делается с помощью соединительной ткани, — сказал Фурунео.
— Это точно? Что такое соединительные ткани?
— Когда я узнаю, вы будете первым, кому я сообщу.
— Это похоже на временные противоречия, Фурунео.
— Вероятно. Ну ладно, дайте мне вытащить ногу из воды. Она, вероятно, уже вмерзла туда.
— Вы синхронизировали временные координаты для возвращения Маккая?
— Да, конечно. И надеюсь, что она не пошлет его домой.
— Как так?
Фурунео объяснил.
— Звучит неутешительно.
— Рад, что вы разделяете мои чувства. Еще минуту назад я подумывал, что вы недостаточно серьезно относитесь к нашей проблеме.
Среди Ривов серьезность и искренность являются почти такими же основополагающими, как у Тапризиотов, но Ту-лун уже давно работал среди людей, чтобы чувствовать юмор.
— Ну что же, каждый по своему сходит с ума, — сказал он.
Это был афоризм Рива, но он звучал достаточно близко к тому, что испытывал Фурунео. Кратковременная ярость, усиленная ангеритом, охватила его, и казалось, что его Я ускользает от него. Он с трудом нащупывал путь к нормальному умственному состоянию.
— Вы почти потерялись? — спросил Тулук.
— Не можете ли вы отключиться и дать мне вынуть ногу из воды?
— У меня создается впечатление, что вы устали, — сказал Тулук. — Отдохните немного.
— А когда? Я убежден, что не засну в жаровне Калебанца. Я бы тогда проснулся готовеньким блюдом к столу людоедов.
— Иногда вы, люди, выражаетесь в безобразной манере, — сказал Рив. — Но вам лучше оставаться в готовности некоторое время. Маккаю может понадобиться пунктуальность.
Было темно, но ей не нужен был свет для темных мыслей. Черт бы побрал этого Чео с его садистским инструментом! Это была ошибка, финансировать хирургическую операцию, которая превратила Пан Спечи в чудачество замороженного я. Почему он не захотел оставаться таким, каким был, когда они встретились впервые? Таким экзотичным… таким… таким волнующим.
Хотя он до сих пор остается полезным. И, несомненно, это он первым увидел великолепные возможности в их открытии. Это, по крайней мере, остается волнующим.
Она оперлась на собачку на стуле с мягким мехом, одну из редких кошачьих адаптивов, которых научили ублажать хозяев мурлыканием. Успокаивающие вибрации проходили сквозь мышцы, как будто ища способ подавить озлобленность. Так приятно расслабляет.
Она вздохнула.
Ее квартира занимала верхнее кольцо вышки, которую они построили в своем мире, уверовав в то, что это потайное место безопасно, так как находится вне досягаемости закона или связи, за исключением того, что даровано одному единственному Калебанцу, которому и жить-то осталось всего ничего.
