Фрэнк Херберт - Зелёный мозг
— Фанни Мэ, — сказала Абнетт, — вы готовы выполнить просьбу, которую я сделала?
— Соединительные ткани поддерживают, — сказал Калебанец.
— Соединительные ткани, — взорвался Фурунео. — Что такое соединительные ткани?
— Я действительно не знаю, — сказала Абнетт, — но я могу использовать их, не понимая их значения.
— Что вы там говорите? — спросил Фурунео настойчиво. Он раздумывал над тем, почему по коже его неожиданно прошел озноб, несмотря на эту жару.
— Фанни Мэ, покажите ему.
Вортальная труба двери для прыжка открылась, закрылась, зарябила. Внезапно в ней не стало больше Абнетт. Дверь вновь открылась. Теперь она выходила на солнечный берег джунглей, мягко вздымающуюся поверхность океана, овальную яхту, висящую в пространстве отверстия, и песчаную полосу пляжа. Навесы задней палубы яхты были открыты солнцу, открывая почти в центре палубы молодую женщину, вытянувшуюся в безмятежном покое на раскачивающемся гамаке лицом вниз. Тело ее впитывало солнечные лучи, приглушенные солнечным фильтром.
Фурунео уставился, не в состоянии сдвинуться с места. Молодая женщина подняла голову, пристально посмотрела в море и легла снова.
Голос Абнетт шел прямо над его головой, очевидно из другой двери для прыжка, но он не мог оторвать взгляда от хорошо сохранившейся в памяти сцены.
— Вы узнаете это? — спросила она.
— Это Мада, — прошептал он.
— Совершенно точно.
— О, боже правый, — прошептал он. — Когда вы сканировали это?
— Это ваша возлюбленная, вы уверены в этом? — спросила Абнетт.
— Это… это наш медовый месяц, — прошептал он. — Я даже знаю этот день. Друзья взяли меня посмотреть морской купол, а ей не нравилось плавать, и она осталась.
— Как вы определяете точный день?
— На краю расчищенного пространства дерево. Оно расцвело в этот день, а я не заметил этого. Видите зонтичный цветок?
— О, да. Значит, у вас не вызывает сомнений достоверность этой сцены?
— Итак, у вас даже тоща были там снуперы, направленные на нас? — выдохнул он.
— Не снуперы. Мы снуперы. Это происходит сейчас.
— Но этого не может быть! Это было почти сорок лет тому назад!
— Приглушите голос, а то она услышит вас.
— Как она может услышать меня? Она уже мертва…
— Это происходит сейчас, говорю я вам! Фанни Мэ?
— В лице Фурунео концепция сейчас содержит относительные соединительные ткани, — сказал Калебанец. — Настоящая сущность сцены — правда.
Фурунео потряс головой из стороны в сторону.
— Мы можем захватить ее из этой яхты и взять вас двоих в такое место, в котором вас никогда не найдет Бюро, — сказала Абнетт. — Что вы скажете на это, Фурунео?
Фурунео вытер слезы, которые бежали по щекам. Он ощущал запах моря, благоухание цветущего дерева. Все-таки это должно быть запись. Должна быть.
— Если это сейчас, почему она не видит нас? — спросил он.
— По моему указанию Фанни Мэ скрывает нас из ее вида. Звук, однако, переносится. Приглушите голос.
— Вы лжете, — зашептал он.
Как будто по сигналу женщина скатилась с гамака, встала и стала восхищаться цветущим деревом. Она напевала песню, знакомую Фурунео.
— Я думаю, вы знаете, что я не лгу, — сказала Абнетт.
— Это наш секрет, Фурунео. Это наше открытие о Калебанцах.
— Но… как может…
— Если дать нужные соединительные ткани, чем бы они там не являлись, даже прошлое открыто нам. Только Фанни Мэ из всех Калебанцев остается, чтобы соединить нас с этим прошлым. Ни один Тапризиот, никакое Бюро, ничто не поможет достать нас там. Мы можем пойти туда и освободиться навсегда.
— Все это трюк, — сказал он.
— Вы же видите это. Вдыхаете этот запах.
— Но почему… что вы хотите?
— Вашу помощь в маленьком деле, Фурунео.
— Как?
— Мы боимся, что кто-нибудь откроет наш секрет раньше, чем мы к этому готовы. Если, однако, кто-то, кому Бюро доверяет, будет здесь наблюдать и сообщит — даст ложное сообщение…
— Какое ложное сообщение?
— Что не будет здесь больше никаких порок, что’ Фанни Мэ счастлива, что…
— Почему я должен делать это?
— Когда Фанни Мэ достигнет своей… окончательной разъединенности, мы можем быть далеко отсюда в безопасности. И вы со своей возлюбленной. Правильно, Фанни Мэ?
— Правдивая суть в утверждении, — сказал Калебанец.
Фурунео напряженно всматривался в дверь для прыжка.
Мада! Она была прямо там. Она перестала напевать и прикрыла тело от солнца. Если бы Калебанец придвинул двери чуть-чуть поближе, он знал, что смог бы вытянуться и коснуться своей возлюбленной.
Боль в груди Фурунео заставила его ощутить там сжатие. Прошлое!
— Я… я там где-то? — спросил он.
— Да, — сказала Абнетт.
— И я вернусь на яхту?
— Если это было так на самом деле.
— Ну, и что бы я там нашел?
— Ваша невеста ушла, исчезла.
— Но…
— Вы бы подумали, что какое-то морское существо или существо из джунглей убило ее. Вероятно, она поплыла и…
— И она прожила после этого тридцать один год, — прошептал он.
— И вы можете получить те тридцать один год снова, — сказала Абнетт.
— Я… я был бы таким же. Она…
— Она бы узнала вас.
— Неужели? — изумился он. Вероятно — да. Да, она бы узнала его. Она бы могла даже подойти к пониманию необходимости, которая крылась за этим решением. Но он ясно видел, что она не простила бы. Только не Мада.
— При особой заботе она могла бы не умереть тридцать один год назад, — сказала Абнетт.
Фурунео кивнул, но соглашался он со своими мыслями.
Она бы не простила ему никогда, даже если бы он вернулся молодым человеком на пустую яхту. А этот молодой человек не умирал.
«Да и я никогда бы не смог простить себя, — думал он.
— Даже каким бы молодым я ни был, никогда не простил бы все эти прекрасные ушедшие годы.»
— Если вы обеспокоены, — сказала Абнетт, — изменением вселенной или ходом истории и всякой прочей ерундой, забудьте про это. Фанни Мэ говорила мне, что она работает не так. Вы измените одну изолированную ситуацию. Новая ситуация уходит из этого дела, а все остальное остается в общем совсем таким же.
— Понятно.
— Вы согласны на такую сделку? — спросила Абнетт.
— Что?
— Так сказать Фанни Мэ, чтобы она взяла ее для вас?
— Вы зря беспокоились, — ответил Фурунео. — Я не могу согласиться на такое.
— Вы шутите!
Он повернулся и, пристально посмотрев на нее, увидел, что маленькая дверь для прыжка открыта прямо над его головой. Только ее глаза, нос и рот можно было видеть через отверстие.
