Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна (сборник)
— Да... — и оросил его влажные, чувствительные гениталии.
Кид стиснул зубы.
Тэк упал рядом с ним, оперевшись на локоть, перевернулся на спину.
Кид уткнулся лбом ему в руку. Левым глазом он смотрел на вздымающийся луг луферовой груди. (Поле зрения правого глаза перекрывалось плотью)
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
Ему совершенно не хотелось ничего делать. Он устал.
Тэк обнял его за голову и прижал к себе.
Пальцами Кид теребил волосы у него на груди.
— Укуси меня за сосок, — сказал Тэк. — За правый. Сильно.
— Окей. А где?.. А-а. — Он зажал выпуклость между зубами.
Тэк толкнул его руку к своей внушительной мошонке, стиснул его пальцы на обильной, морщинистой плоти.
— Давай. Как можешь сильнее.
Снова и снова Тэк бил себя кулаком по руке. Все это продлилось довольно долго.
Кид мучил зубами сосок Тэка, подбородком и носом зарываясь в волосяной покров. Несколько раз сжал ему яички, так сильно, насколько осмелился; Тэк убыстрил ритм. У Кида во рту было солено; и не хотелось проверять, была ли это кровь.
Что-то горячее брызнуло ему на бедро и сползло вниз. Он отпустил — зубы и пальцы одновременно — закрыл глаза, и перевернулся на другой бок. Тяжелая рука мягко обхватила его вокруг груди. Тэк несколько раз ткнулся подбородком ему в плечо, пытаясь расположиться на тонкой подушке; Кид разок стиснул его предплечье, устраиваясь сонно и уютно в колыбели тэкового тела.
Он спал.
Время от времени он чувствовал, как Тэк начинает вертеться на односпальной кровати. Один раз он проснулся полностью оттого, что рука теребила его за плечо; но снова уснул, не успело движение затухнуть. В какой-то момент он был уверен, что Тэка в кровати нет; в другой — почувствовал, как он забирается обратно. Все это время он не двигался, но лежал лицом к стене, сомкнув веки, голову положив на руку, одно колено поджав к телу, одну ступню свесив с края матраса, то погружаясь в сон, то почти выныривая из него.
Потом он проснулся от ощущения жара в районе промежности. Моргнул, — и сексуальное возбуждение обернулось желанием помочиться. Он откатился на спину и приподнялся на локтях.
Луфер видимо так и не сумел комфортно устроиться с ним вдвоем в таком тесном пространстве, и теперь сидел, широко раскинув колени и глубоко утонув в мягком вращающемся кресле; голова его склонилась на шерстистое плечо, руки были сложены на волосатых бедрах.
На одном столе стояла тарелка, по поверхности другого были разбросаны книги; тарелка с кофейной чашкой стояли на полу, неподалеку валялись ботинки Тэка, его одинокий сандалий и обе пары их штанов: в комнате, ранее довольно опрятной, теперь царил беспорядок.
Садясь на кровати, он задел ногой отрез, и тот, развернувшись, частично сполз на пол. Простыни поверх наматрасника не было. На наволочке кольцеообразные пятна перекрывали друг друга. Отбросив ткань в сторону, он осмотрел цепь, застегнутую у него на колене и спиралью проходящую по икре, промежности, животу, бедру... Потрогал во впадине ключицы застежку, которой цепь замыкалась вокруг шеи. Вытянул руку, повертел ею туда-сюда: блик прыгал по виткам вокруг его запястья с одного стеклянного фрагмента на на другой. Потом сгорбился, чтобы изучить одно из зеркал у себя на животе: оно было посеребренным с обеих сторон. Скорчившись на кровати, он ощутил жжение в мочевом пузыре.
Встал и вышел за дверь.
Тепло.
Серо.
Он пошел в направлении парапета, разрывая телом дымчатые слои. Двумя огрубевшими пальцами вынул из уголков глаз образовавшиеся во сне песчинки. Подпорная стенка ткнулась ему в ноги на высоте середины бедра. Не глядя вниз, он перестал сдерживаться. Струя выгнулась аркой, абсолютно бесшумная, а он в это время думал, есть ли внизу движение...
Над зданием в квартале от него из потрясающего воображение дымного разлива выросла кривобокая башня.
Закончив, он перегнулся через забрызганный камень.
Аллея внизу неслась стремительным серым потоком, в котором дна было не разглядеть. Облизывая нечистые зубы, он вернулся к хибаре, боком прошел сквозь облицованную толем дверь:
— Ладно, забирай обратно свою кровать; я, пожалуй...
В полумраке комнаты грудь Тэка равномерно вздымалась беззвучным рыком.
— Я, пожалуй, пойду... — но это произнес уже тише; он сделал несколько шагов к спящему в кресле обнаженному инженеру.
Ноги Тэка стояли на полу; длинные пальцы были широко расставлены. Между костяшек короткий и толстый член с обрезанной крайней плотью почти терялся в волосах над удлиненной, тяжелой мошонкой, способной посоперничать с изображенными на плакатах. Единственная складка на животе, в районе пупка, разглаживалась с каждым вдохом.
Он поискал взглядом засохшую корку у него на соске; там ничего не было.
— Слушай, мне надо идти...
Ящик стола был слегка выдвинут; внутри, укрытая тенью, поблескивала медь.
Он наклонился, чтобы взглянуть на расслабленные губы Тэка, на его широкие ноздри, расширяющиеся при каждом вдохе...
И на его стиснутые, отвратительно скрипящие зубы. Он шагнул назад, хотел было подойти, но снова шагнул назад: пяткой задел кофейную чашку — и холодный кофе облил ему ногу. И все равно он не отводил взгляд.
На низко опущенном лице Тэка — широко раскрытые глаза.
Ни белка, ни зрачка — глазные яблоки залиты темно-красным.
Не в состоянии открыть рот, как будто со стороны он услышал свой сдавленный хрип.
Левый бок пошел гусиной кожей.
Он таки посмотрел еще раз, так яростно наклонившись вперед, что едва не задел тэково колено.
Луфер с ярко-алыми глазами продолжал тихо дышать.
Кид отступил, попал ногой на мокрую шерсть, попытался прочистить горло. Гусиная кожа, захватив лицо, бок и ягодицы, расползалась все шире.
Наружу он вылетел уже в штанах. Остановился, оперся о стену, чтобы застегнуть ремешок на сандалии. Огибая световой люк, с силой пропихнул одну руку в первый шерстяной рукав, потянул на себя металлическую дверь и оказался в темном колодце, продавливая кулак второй руки в второй.
Из-за темноты, вставшей перед глазами, багровое воспоминание казалось даже страшнее оригинала.
На третьей площадке он поскользнулся, и пролетел в падении, хватаясь за перила, весь следующий пролет. И все равно не замедлился. По коридорам внизу (теплый бетон под босой ступней) он пронесся на кинестетической памяти. Сломя голову промчался вверх по лестнице без перил, шлепая ладонью по стене, пока не увидел дверь впереди; бросился к ней, выбежал под навес, едва не нанизав себя при этом на свисающие крюки.
