Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна (сборник)
— Можно я налью себе бренди в кофе?
— Тебе можно все, что хочешь.
— О, да. — Он опрокинул стопку над дымящимся черным. — Э-э... спасибо. — Поднял чашку. В лицо вместе с паром валили испарения спирта. Глубокий вдох — и язык затрепетал в горле. — Это был очень приятный завтрак. — Глаза украдкой следили за ним из-за прикрытия чашки.
Он допил, поставил свою чашку на пол, большим пальцем нанизал последний кусок ветчины на вилку; еще дожевывая, поставил тарелку рядом с чашкой.
— Еще бренди?
— Нет, спасибо.
— Да ладно. — Тэк налил себе третью стопку. — Расслабься. Сними рубашку.
Он понял, к чему все идет еще тогда, в парке, когда принимал приглашение. В другое время он бы что-нибудь почувствовал по этому поводу. Но сейчас все его ощущения были как будто заглушены; процесс развивался практические без участия его сознания. Он пытался придумать, что бы такого сказать, и, ничего не придумав, расстегнул три пуговицы и вытащил полы из штанов.
Тэк приподнял бровь, заметив его оптическую цепь.
— Где взял такую?
— Нашел, по дороге сюда.
— За городом?
— Там говорится «Сделано в Бразилии»... вроде бы.
Тэк покачал головой.
— Беллона стала городом стра-а-анных... — нарочито растянул он, — мастеров. Ах, эти изобретения, спроектированные здесь! Орхидеи, защитные экраны, вот эта цепь на тебе — все это народное искусство местных умельцев.
— Я не сниму ее! — Убежденность удивила его самого; манера артикуляция — изумила до глубины души.
Тэк рассмеялся.
— Я и не собирался просить тебя об этом. — Он взглянул на свою грудь, провел указательным пальцем между волос, соединяя друг с другом розовые точки, все еще видные там, куда упирались зубцы орхидеи. — А тебе наглости не занимать, если думаешь, что хоть когда-нибудь был более психом, чем любой другой человек в мире.
Рубашка лежала рядом, на кровати. Кид свел ладони, переплетая пальцы и костяшки, положил их на колени, — поскреб большим пальцем темный, сморщенный живот.
— По поводу... психов. — Чувствуя себя лицемерно и неуверенно, он уставился на свой сдвоенный кулак (переплетение плоти, волос, ороговевших ногтей и мозолей), прижатый к паху, — осознание костей внутри как-то вдруг сделало руки значительно тяжелее. — Ты не таков, и никогда не был таким. Это значит, что ты видишь, слышишь, чувствуешь, мыслишь... ты считаешь, это и есть твой разум. Но на самом деле разум неосязаем: ты меньше осознаешь его, когда думаешь, чем ты осознаешь свой глаз, когда смотришь... пока что-нибудь с ним не произойдет. Вот тогда ты начинаешь его осознавать — все его смещенные фрагменты, и сбивчивую работу; точно так же, как ты начинаешь осознавать свой глаз, когда в него попадает зола. Потому что он болит... Конечно, вещи начинают искажаться. Но что странно, — и ты никогда никому не сможешь этого объяснить, кроме другого такого же психа, или, если очень повезет, врача с необычно развитым даром сопереживания, — страннее, чем галлюцинации или голоса, или там, приступы тревоги — это то, как ты начинаешь постигать края самого разума... другим людям это просто недоступно. — Он сдвинул рубашку к изножью кровати, скинул сандалий с ноги, помогая себе пальцами другой. — Понимаешь? — Текстура дощатого пола гораздо лучше ощущалась той ступней, которая все это время была босой.
— Конечно. — Произнес Тэк мягким, успокоительным тоном. — Почему бы тебе не снять оставшуюся одежду?
— Слушай, мужик, я невероятно грязный... — Он поднял глаза. — От меня, должно быть, несет как... Если не хочешь...
— Я точно знаю, как от тебя несет, — сказал Тэк. — Давай.
Кид вздохнул, подумал вдруг, что все это забавно, откинулся назад, на твердую койку, расстегнул ремень и закрыл глаза.
Слышно было, как Тэк что-то ворчит про себя. Потом ботинок, падая на пол, глухо стукнул, перевернулся; за ним второй.
Секундой позже к его бедру прижалось теплое бедро. Раскрытая ладонь легла на живот, слегка надавила; пальцы раскрылись. Руки Тэка скользнули к его талии, дернули.
Его пятки и плечи с силой вдавились в жесткое покрывало, когда он выгнулся, приподнимая ягодицы.
Тэк стянул с него джинсы, и:
— Мать моя женщина! Что с тобой такое — что это за дрянь у тебя на члене?
— Чего... что? — Он открыл глаза, приподнялся на локтях и посмотрел на свою промежность. — О чем ты?.. — Потом ухмыльнулся. — Да все в порядке. Вот с тобой что такое?
— Это что, перхоть у тебя в паху?
— Это не перхоть. Я был с женщиной. Незадолго до встречи с тобой. Просто у меня не было возможности помыться.
— Она что ли была больна?
— Не-а. Ты что, женщин никогда не трахал?
Взгляд Тэка приобрел странное выражение.
— Буду честен: мои попытки можно пересчитать по пальцам одной руки.
Он поджал и без того тонкие губы.
— Если мои чертовы ноги не отбивают у тебя охоту, то это уж точно тебя не убьет! — Он потянулся рукой почесать жесткие волосы в промежности. — Это просто типа высохшая... сперма, что-то в этом роде. — Проходящая через нее цепь поблескивала. — Так иногда бывает с женщинами, когда они текут. Ничего страшного тут нет. — Он перестал чесаться, и снова откинулся на локти. — Могу поспорить, тебя это возбуждает.
Тэк покачал головой, рассмеялся.
— Продолжай, — сказал он.
Тэк опустил голову, сверкнул ярко-голубым взглядом:
— Кого-кого, а тебя это точно возбужает, да?
Кид вытянул руку, надавил.
— Продолжай.
Толстые руки соединились под ним, обвившись вокруг талии. Тэк (их промежности разделяло расстояние не шире сжатого кулака) с нажимом провел щетинистым подбородком по его шее один раз, другой. Кид оттолкнул его; большая толстая голова сползла вниз по груди и животу. Горячее кольцо рта Луфера упало ему на член; член налился кровью; кольцо поднялось; и упало снова. Лоб Тэка вплотную уперся ему в живот. Киду пришлось скрестить колени и вытянуться; он лежал, приоткрыв рот, закрыв глаза, натягивая цепь на груди. Думай о ней, так будет проще. (Тэк лицом вдавил стеклянные фрагменты ему в паховые волосы) Изнанка век серебрилась луной и раскалывалась ветвеобразными трещинами. Воспоминание о подхваченных порывом ветра листьях вдруг превратилось в другое: волосы сдвигаются, открывая ее лицо, глаза зажмурены, рот вбирает воздух маленькими глотками. От нарастающего жара у него перехватило дыхание, и он кончил. Секундой позже Тэк поднял голову, прохрипел
