Рэй Брэдбери - Странница
- Тот, которого мы не любим? - спросила вторая.
- Что ему нужно? - крикнула третья - Какой он злющий!
- Это мы злы на него, а не он, - пояснила с гордостью вторая, - за то, что он опозорил Семейство шестьдесят лет назад, а потом семьдесят лет назад и еще двадцать лет назад.
- Послушайте! - они прислушались. - Он побежал наверх.
- Кажется, плачет.
- А разве взрослые плачут?
- Еще как, дурочка.
- Он в комнате Сеси! Орет. Гогочет. Молится. Ревет.
Самая младшая сама расплакалась. Она бросилась к двери в подвал:
- Проснитесь! Вы, там, внизу, проснитесь! Вы, в сундуках! Здесь дядя Джон, и у него, наверное, кедровая палочка! Я не хочу кедровой палочки в грудь! Проснитесь!
- Ш-ш-ш, - цыкнула старшая. - Нет у него никакой палочки! И вообще разве можно будить тех, кто в сундуке. Слушайте, вы!
Они задрали головы вверх и с блестящими глазами принялись ждать.
- Отойди от кровати! - крикнула Мать с порога комнаты.
Дядя Джон склонился над дремлющей формой Сеси. Губы его покривились. В зеленых глазах маячили отчаяние, обреченность, бешенство.
- Что, я совсем поздно? - хрипло всхлипывая, закричал он. - Она ушла?
- Давным-давно! - отрезала Мать. - Ты что, ослеп? И может не вернуться много дней. Бывает, лежит так целую неделю. Мне не нужно кормить тело, оно кормится с теми, в кого или во что вселяется. Отойди от нее!
Дядя Джон напрягся, надавил на пружины.
- Чего же она не подождала? - потребовал он, вперившись в нее безумными глазами, снова и снова пытаясь нащупать ее остановившийся пульс.
- Ты же слышал меня! - Мать резко шагнула вперед. - Ее нельзя трогать. Ее нужно оставить как есть. Чтобы, придя домой, она смогла вернуться в свое тело именно в этом положении.
Дядя Джон повернул голову. Его длинное, грубое, красное лицо было покрыто оспинками и ничего не выражало, вокруг усталых глаз залегли глубокие черные борозды.
- Куда бы она могла отправиться? Я просто должен ее найти.
Мать произнесла, словно дала пощечину:
- Почем мне знать. У нее есть любимые места. Может, найдешь ее в ребенке, что бежит по тропинке в овраге. Может, она качается на виноградной лозе. А, может, увидишь, как она смотрит на тебя из рака, спрятавшегося под камнем в ручье. Или, может, играет в шахматы в старике на площади перед судом. Ты сам не хуже меня знаешь, что она может быть где угодно. - Она иронически скривила рот. - Может, она стоит во мне во весь рост и смотрит на тебя, смеется и не показывается тебе. Может, она так развлекается. А ты и не узнаешь.
- Как... - тяжело, словно огромный валун на оси, он повернулся к ней. Его ручищи поднялись, будто готовые схватить что-то. - Если бы я только подумал...
Мать продолжала говорить - с непривычным для нее бесстрастием:
- Не сомневайся, она не во мне, здесь. Да если бы и была, тебе бы и не догадаться. - В ее глазах чуть заметно блеснуло злорадство. Высокая, грациозная, она стояла и без страха сверху вниз глядела на него. - Теперь- то ты наконец можешь растолковать, чего тебе надо от нее.
Казалось, он прислушивался к отдаленному благовесту. Он сердито потряс головой, чтобы в ней прояснилось. Потом протянул:
- Что-то... внутри меня, - он запнулся, склонился над холодным спящим телом, - Сеси! Вернись, слышишь! Ты же можешь вернуться, если захочешь!
В высоких ивах за тонувшими в солнце окнами потянуло ветерком. Кровать заскрипела от его переместившегося веса. Еще раз ударил отдаленный колокол, и он прислушался к нему, но Мать ничего не слышала. Только он слышал эти далекие-далекие, навевающие полуденную сонливость летние звуки. Рот его чуть приоткрылся.
- Она должна сделать для меня одну вещь. Последний месяц у меня что-то неладно с головой. Появились чудные мысли. Я уже было сел на поезд в большой город посоветоваться с психиатром, только ой мне не поможет. Я знаю, что Сеси может вселиться в мою голову и избавить меня от страхов. Она их может высосать, как пылесос, стоит ей только захотеть. Она единственная, кто в состоянии вычистить из моей головы всю грязь и паутину и снова сделать меня новеньким. Вот зачем она мне, пойми ты, - сказал он сдавленным выжидательным голосом. Он облизал губы. - Она просто обязана помочь мне!
- После всего, что ты сделал Семейству? - заметила Мать.
- Ничего такого я Семейству не сделал!
- Говорят, - сказала Мать, - что в трудные времена, когда у тебя было туго с деньгами, ты получал по сотне долларов за каждого из Семейства, выданного властям, чтобы ему проткнули сердце кедровой палочкой.
- Это несправедливо! - закричал он, вздрогнув, как человек, получивший удар в живот. - Этого не докажешь. Ты все врешь!
- Все равно я убеждена. Сеси не пожелает помогать тебе. Этого не захочет Семейство
- Семейство, Семейство, - он затопал ногами, как огромный невоспитанный ребенок. - К черту Семейство! Почему я должен из-за него сойти с ума? Мне нужна помощь, черт побери, и я ее получу!
Мать смотрела ему в лицо, ее лицо окаменело, руки она скрестила на груди.
Он сбавил тон, посматривая на нее взглядом застенчивого злодея и избегая ее глаз.
- Послушайте меня, миссис Эллиот, - сказал он. - И ты тоже, Сеси, - обратился он к спящей. - Если ты здесь, добавил он. - Послушайте вот чего. - Он взглянул на стенные часы, тикавшие на дальней, залитой солнцем стене. Если Сеси не вернется сюда сегодня к шести вечера и не захочет прочистить мне голову и вернуть мне разум, я... я заявлю в полицию. - Он выпрямился. - У меня список Эллиотов, которые живут на фермах по всей округе и в Меллинтауне. Полиции и часа не понадобится, чтобы заточить с дюжину новых кедровых палочек, а потом загнать их в дюжину эллиотовских сердец. - Он умолк, вытер пот с лица. Постоял, вслушиваясь.
В далекий колокол ударили снова.
Колокол он слышал уже много дней. На самом деле никакого колокола не было, но он слышал, как тот звонит. Он звонил и сейчас, близко, далеко, совсем рядом, где-то вдалеке. Никто этого не слышал, только он.
Он покачал головой. Он повысил голос, чтобы перекрыть звук того колокола, закричал на миссис Эллиот: "Вы слышали меня?"
Поддернув брюки и рывком подтянув пряжку ремня, он прошел мимо Матери к двери.
- Да, - сказала она, - я слышала. Но даже я не в силах позвать Сеси домой, если ей не хочется возвращаться. В конце концов она объявится. Потерпи. Не спеши в полицию...
Он оборвал ее:
- Я не могу ждать. То, что со мной делается, этот гам в голове, не проходит уже целых восемь недель! Я больше этого не вынесу! - Он с угрозой глянул на часы. - Я ухожу. Попробую найти Сеси в городе. Не разыщу к шести - ну, не тебе объяснять, что такое кедровая палочка.
Его тяжелые башмаки прогромыхали по прихожей, шаги протопали по ступенькам и затихли на улице. Когда все успокоилось, мать повернулась и серьезно, с беспокойством посмотрела на спящую.
