Ирина Ванка - Секториум
— Пусть там лежит.
— Разве нельзя дать человеку лучше разобраться в себе самом? Ведь это не метафизика. Это логическая наука. Что же ей занимаются только ведьмы?
— Джон, ты слишком мало жил на Земле.
— Ну, так и что же?
— Каждый новый пришелец начинает с того, что берется спасать человечество.
— Но ведь Сириус здесь жил, и тоже берется.
— Сириус — особый случай. Поэтому шеф его наблюдает, как локальное явление. А ты остынь.
— Джон! — окликнула его Ксения. — Приколоться хочешь?
Джон зашел к ней и склонился над распечаткой. Некоторое время они хихикали вдвоем, потом пришли к нам.
— Имо, — спросила Ксения, — как у тебя с чувством юмора?
— Обладаю, — ответил Имо, не отводя взгляд от экрана, где изучал творчество земных коллег, таких же рисовальщиков, как сам.
— Хочешь посчитать моих сводных сестричек? — не дожидаясь ответа, она развернула перед ним рулон. — Ирина Александровна, знаете, каким жизнелюбом был мой папулечка?
— Господь с тобой, Ксюша! Почему «был»? Разве папа уже скончался?
— Нет, вы ответьте, знаете или не знаете?
— Чисто теоретически, — ответила я.
— Показать, как это выглядит на практике? — она продемонстрировала мне список имен, фамилий и адресов, по крайней мере, сотни девушек с отчеством Михайловна и датами рождения, примерно соответствующими пикам Мишиной активности. — Индер! — крикнула она, выйдя в коридор. — Смотри и учись, как надо жить!
Ксюша понесла список лаборантам. С не меньшим удовольствием она развернула бы его перед Вегой, если бы тот не удалился. Джон с Имо ехидно улыбались, но как только Ксюша вернулась, их физиономии, как по команде, стали серьезными.
— Только не проболтайтесь Борисычу, что я видела, — сказала она, надела плащ, достала из сумочки зеркальце и помаду. — Расстроится, бедняжка. Он у нас такой чувствительный, такой ранимый, ах… — вздохнула Ксюша, закатила глаза к потолку и похлопала ресницами. — Не переживет удара.
Она накинула сумочку на плечо и помахала нам на прощанье, а я, едва закрылся лифт, кинулась к списку. Действительно, там были только женские имена. Некоторые фамилии казались знакомыми. Ареал обитания соответствовал Мишиным любовным похождениям. Изучить ситуацию подробнее не успела. Явился сам Миша.
— Ксюха!!! — закричал он в пустой коридор, не увидев своей подчиненной на рабочем месте.
— Она отпросилась. У нее сегодня зачет, — сказала я.
— О! — удивился Миша. — С приездом! Как наш Блазон?
— Спасибо…
— Шеф!!! — закричал он гулко и протяжно, как олень с опушки леса. Эхо прокатилось в пустом коридоре.
— Вышел он. Не кричи.
— А я тут на фиг, если все вышли? — справедливо заметил он.
— И ты прогуляйся… по адресам, — предложила я, отдавая ему рулон.
Миша взял рулон и заперся в кабинете. На некоторое время в офисе снова воцарилась тишина. Если говорить точно, она воцарилась ровно на пять минут. Потом стены содрогнулись от вопля отчаяния.
— Ни одного парня! — взревел Миша и выбежал в коридор. Он рвался во все стороны сразу. Он размахивал руками и задыхался от возмущения. — Я что, какой-то ненормальный мужик? Ты видела? Ни одного пацана! Ни одного! — орал он, потрясая списком. — Сплошные девки! Это как называется? Как это может быть, я тебя спрашиваю?
— Я тут причем? Что сделал, то и получи.
Миша только больше взбесился. Он вникал взглядом в строчки, старясь понять, что у него за аномалия организма, но понял нечто гораздо более важное:
— Что же это, выходит, у меня сто сорок пять дочерей?
— Сто сорок семь, — поправила я, — вместе с Дашей и Ксю.
— Так, — начал соображать Миша, — это что же, каждая третья дура от меня залетела?
— Я просила бы не выражаться при детях.
Дети, в отличие от взрослых, соблюдали спокойствие и нейтралитет. Миша снова ушел в кабинет и затих, обхватив голову руками.
— Ему не станет плохо? — спросил Джон.
— Хуже не станет, — ответил Имо.
— А я думал, ребенок — это радость.
— Не бери в голову, — сказала я. — Дядя Миша скоро обрадуется.
— Сто сорок пять раз, — уточнил Имо.
— Странные существа земляне, — Джон пошел поглядеть на Мишу поближе, но тот заметил его и снова выскочил в коридор.
— Они совсем ошизели, эти бабы? — спросил он Джона, который меньше всех присутствующих разбирался в вопросах «ошизения баб». — Ирка! Что делать? Шеф меня убьет!
— Все уже сделано. Во всяком случае, все, что зависело от тебя.
— Имо! — закричал Миша. — Мне конец!
— Ерунда, — ответил Имо, продолжая смотреть картинки, — не может быть. Пошутили над тобой.
— Ничего себе шуточки! — удивился Миша. — Кто это, интересно? Что за шутник завелся в конторе? Быть не может, — он обернулся ко мне, — если только Славабогувич не вернулся?
— Может, и вернулся. Почему сразу Славабогувич?
— Вернулся или нет? — сердито спросил Миша.
— Могу сказать тебе одно: я не знаю, кто это сделал.
— Зато я знаю! — заявил он. — Тысяча чертей ему в задницу! Убью, гада! — и, грозно потрясая рулоном, понесся к лифту. — Убью!!! — повторил он, прежде чем в офисе опять стало тихо.
На моей памяти это был второй случай, когда жизни Адама на Земле угрожала реальная опасность. Первый раз с таким же решительным намерением убить к нему отправился шеф, только потрясая газетой. Увесистой английской газетой, на первой полосе которой была фотография фермерского поля с таинственными кругами, которые ужасно возбуждали уфологов. Да ладно бы один круг. Вся территория посева по периметру была оформлена орнаментом таинственных кругов так виртуозно, что автора можно было упрекнуть в чем угодно, только не в отсутствии художественного вкуса.
В те времена шеф имел вредную привычку читать по утрам прессу на всех доступных ему языках. Английский Вега знал лучше, чем русский, тем не менее, не стал тратить время на статью. О происхождении орнамента он знал больше любого журналиста. Свидетели решили, что Адаму конец. Если, по счастливой случайности, он не будет убит ударом газеты по лбу, то уж точно будет уволен и выстрелен с Земли в созвездие Кузькиной Матери.
Свидетели успели предупредить Адама по телефону, а Адам успел выпрыгнуть из окна своей дачи, перемахнуть через забор и укрыться в придорожной канаве.
Вероятно, местное население не увидело в этом ничего такого. Вокруг хижины Адама всегда происходили странные вещи. Там он входил в образ человека, и ему требовались соответствующие декорации: пьяная драка у калитки и разломанный мотоцикл в сарае. Домик находился в дачном поселке, поэтому массовка была, как положено: бомжи, братки да заблудившиеся туристы. Адаму нравилась такая жизнь, за что он регулярно получал то в глаз, то в челюсть, и не собирался менять ни жилья, ни компании. Только в тот день, увидев на своем заборе шефа, он, вероятно, догадался, что дело дрянь. Выпрыгнул из канавы и пустился, куда глаза глядят.
