Евгений Пинаев - Поиск-88: Приключения. Фантастика
Арлекин покинул крейсер к норду от Фарерских островов.
Отряд шел в Портсмут, на юг, и только «Черуэлл», фрегат лейтенант-коммандера О’Греди, поворачивал на вест, чтобы, постепенно уваливаясь к зюйду, ошвартоваться в Ливерпуле: имелись повреждения, требовавшие капитального ремонта. Такую возможность давало сейчас только западное побережье метрополии. Арлекину предложили перебраться на «Черуэлл». Что ж, яснее ясного: Маскем хочет поскорее избавиться от человека, из-за которого на борту столько ненужной болтовни и пересудов. А Владимиру все равно, что на «Черуэлле», что на «Абердине». На фрегате даже лучше — подальше от постной рожи коммодора.
Переправляться решили способом, применявшимся только в шторм, да и то в случае крайней необходимости. Нынче шторм существовал лишь в воображении Маскема, однако приказ коммодора на крейсере — закон, а кто ж будет интересоваться мнением пассажира, каковым, в сущности, являлся теперь русский капитан. Поставили в известность и назначили время перехода с корабля на корабль. Ладно, он, пассажир, как говорится, не гордый — переживет. Да и волна небольшая. И за то спасибо, что разрешили проститься с Робертом Скоттом.
В карцер проводил давешний капрал.
Роберт слегка похудел, но был невозмутим. Они говорили около получаса. Узнал про бабочку, узнал, что Роберт давно, почти с самого детства, скитается по свету, что на родине у него никого не осталось, что единственная сестра перебралась в Абрайрон и, если еще жива (год назад крепко мучилась желудком), то по-прежнему помогает мужу, у которого овощная лавка и который — первостатейная сволочь: за пару пенсов продаст мать родную. Давным-давно он, Роберт, набил ему морду и больше не появлялся в их доме.
«Давным-давно» — любимое присловье шотландца. Хорошее и плохое, даже случившееся вчера, относил к стародавним событиям.
— Заставить бы еще Адольфа подавиться собственным дерьмом и тогда...
— И что же тогда? — подзадорил Владимир.
— Тогда? — Скотт улыбнулся. — Жаль, конвою не удалось в этот раз прорваться к вам. Может быть, повезло, и мне снова бы удалось попасть в Архангельск...
— Снова?.. Приходилось уже бывать там?
— Давным-давно. Не то в одиннадцатом, не то в двенадцатом году... Давненько было — вот и забылось когда.
— Погоди, Роберт, сколько же тебе лет? — изумился Владимир.
— Пожалуй, много. Для матроса многовато, — уточнил Скотт, — на рождество стукнет сорок девять.
— Как же... Каким образом — на «Абердин»?!
— Война! — пожал плечами шотландец. — Много я флагов переменил за свою жизнь, но когда Британия объявила Адольфу войну — вернулся. Доброволец, ну и... Опыт у меня, практика... Взяли.
— Ясно-понятно... Но — Архангельск! Сколько же... вам было в ту пору? Это ж начало века. Почти другое столетие! — Владимир не скрывал изумления. — В те годы погиб «Титаник» — история.
— «Титаник» — позже. Мне было тринадцать, когда я попал на лесовоз «Консул Торн», а я — с девяносто четвертого.
— Выходит, в девятьсот седьмом году.
— Да, так получается. На «Консула» меня взяли камбузным мальчишкой и сразу — в Архангельск за балансами. Грузили с «Эконома». Имелась такая лесопилка в ту пору. И вот накануне выхода в море один матрос, из латышей, привел русского «зайца». Они сторговались за пару бутылок водки. Латыш привел и спрятал, но в горле Белого моря старший механик обнаружил «зайца» и заставил работать. Поставил его масленщиком, но и уголек пришлось штивать из ямы. У парня — ни мыла, ни полотенца. Я как-то раздобыл ему чистую ветошку и зеркальце сунул. Глянул на себя Иван и в хохот — чистый нигер! В Гамбурге ему пришлось заключить контракт, по которому мог уйти с судна только в русском или немецком порту, а «Консул» больше не заглядывал в Россию, да и в Германию тоже. Иван, правда, не рвался домой — было что-то за кормой, связанное с полицией. По-моему, у вас незадолго до того случилась революция или что-то в этом роде?
— Как же — в девятьсот пятом году.
— Я почему так подробно? Никто и никогда не заступался за меня, только Иван. Часто спасал от тумаков и стал мне в ту пору вместо старшего брата.
— И ты решил, что разыщешь его в Архангельске?
— Конечно, нет! — рассмеялся шотландец. — Есть у вас город Фятка? Он был родом оттуда.
— Может, Вятка? Конечно, Вятка.
— Вот-вот!.. Иван Маркофф из Вятки. Он все-таки сбежал с парохода в Сиднее. Только не в австралийском — в канадском. И меня звал, да я не решился. Струсил, попросту. Все-таки «Консул» — верный кусок, да и не привлекал меня берег. Ивана я с тех пор не видел.. Хороший был человек.
— Потому за меня вступился? — предположил Владимир. — Долг памяти и все такое?
— И это тоже, но — не главное. — Роберт поднялся с узенькой скамьи и прислонился к двери. — Говорят, вы ухлопали наци? Ну вот... Я поскитался по свету. Знавал фашистов по Италии и Абиссинии, встречался с ними в Германии, видел их дела в Испании. А Маскем... — шотландец покосился за спину и понизил голос — Он же поклонник Гитлера и Мосли. Верно говорю. Воюет с наци не по своей воле — обстановка вынудила, но — уверен! — если хорошенько пошарить у него в каюте, найдешь обязательно портрет фюрера.
— Мама Адесса!
— Бывал и в Одессе. Прекрасный город! — заверил Роберт Скотт.
— Он был прекрасным, но, клянусь, снова станет таким, когда мы сообща накормим Гитлера, как ты изящно выразился, дерьмом. Ну, а... Мосли и Маскемом займетесь сами...
«Мистера Арлекина» потребовали на палубу.
Они обнялись, чтобы расстаться навсегда.
Корабли сближались на параллельных курсах.
Когда нос фрегата поравнялся с кормой крейсера, их разделяло не более, четверти кабельтова. С юта «Абердина» (на корме: два матроса, боцман и вахтенный офицер — никого лишнего) жахнули линеметом и забросили на бак «Черуэлла» трос-проводник. Матросы быстро стравили за борт трос и пеньковый фал. Когда то и другое оказалось на фрегате, здешний конец закрепили на кнехте, там выбрали слабину. Боцман «Абердина» приладил к тросу блочок-ползун, защелкнул на нем карабинчик фала и наладил снизу петлю, завязанную «двойным беседочным» узлом. «Карета подана — пора и в путь...» — понял Арлекин.
— Прощайте, камрады! — взмахнул рукой и хотел сесть в петлю, но боцман, старая кочерыжка, удержал и накинул ему на плечи, сбросив с себя, добротный плащ. Дождавшись, когда плащ был надет, а пуговицы застегнуты, сделал шаг в сторону и оглянулся на вахтенного офицера. Тот вскинул ладонь к виску:
— Отправляй!
На фрегате (к этому времени он сблизился с крейсером на предельно безопасную дистанцию) втугую выбрали фал и трос, и тогда Владимир толкнулся пятками. Блочок взвизгнул, петля качнулась — человек скользнул за борт, промчался над гребнями волн, миг — и завис между кораблями. Даже ног не замочил: на фрегате четко фиксировали трос. «Ловкие ребята у этого О’Греди... Чистый экспресс!» — успел подумать Владимир, но тут же и мысли и он сам полетели кувырком, с маху обрушились в тусклую, словно олово, ледяную воду. Плащ держал, вздувшись пузырем, и это как-то помогло собраться с мыслями, которые продолжали «кувыркаться». Что произошло?! Во всяком случае, виновен не О’Греди. Рывок был таким, словно бы крейсер врубил полный ход. Очевидно, сыграли боевую тревогу. Да-да, скорее всего... Оттого рванул и дзинькнул гитарно трос, швырнул, как пружина в головокружительное сальто, едва не сломавшее шею и спину. И все на свете. Или... Если бы на фрегате не сбросили трос (а «Черуэлл» и сам стремительно набирал скорость), он бы наверняка лопнул и... обрывок бы распластал «мистера Арлекина» надвое.
