Ирина Ванка - Секториум
— Он может сам ставить перед собой задачи. Он самостоятелен.
— Значит человек, по-твоему, не может ставить перед собой задач?
— Нет, ему только кажется, что он может.
— Джон! Большей глупости я в своей жизни не слышала…
— Ты же человек, ты не можешь знать, тебе может только казаться. Здесь слишком сильные узлы. Здесь даже сиги поддаются влиянию.
— Почему?
— Не знаю.
— Шеф готовил тебя для того, чтобы ты разобрался?
— Я тоже человек. Чтобы понять, я должен быть на Земле и не быть человеком.
— Кем же ты должен быть? «Белым гуманоидом»?
— Наверно. Они не оставляют архив, а человек без архива не может, поэтому никогда не трогай зеркало.
— Определенно, тебя обработал Сириус.
— Нет, не обработал.
— «Белые» — это загадка Вселенной. Мы не знаем, что у них есть, чего нет.
— Я знаю. Они живут вне природы, они не подчиняются общим узлам.
— Значит, они — самостоятельны, а люди — управляемы? Значит, если человек совершит поступок без команды с гиперузла…
— Тогда он сумасшедший… — ответил Джон. — У «белых» сумасшествия нет, и у сигов сумасшествия нет. Ты чувствуешь слово? «Сойти с ума»! «Сойти…» — как будто уйти с дороги. Почему земляне не хотят признать то, что очевидно?
— Потому что это не очевидно.
— Тогда откуда же я вижу то, чего нет? Смотри, — он указал в глубину сада, — я вижу качели. Их нет, а я вижу.
— Потому что они там были. Потом я сломала их и выбросила на свалку.
— Вспомни… тогда я увижу, что произошло. Тогда ты поверишь… — Джон загорелся идеей, но понял, что идея неудачная. — Если тебе неприятно, тогда не надо.
— Отчего же, приятно. Ты увидел одно из самых ярких воспоминаний моего архива, призналась я. — Если хочешь, я расскажу, но не думаю, что смысл жизни Имо потерялся именно там. Ты хоть знаешь, как он выглядит, этот смысл жизни?
— Знаю.
— И не можешь найти?
— Не могу.
— Почему, Джон?
— Потому что я не понимаю, что здесь происходит. Я пришел на Землю и перестал понимать все, что есть вокруг.
— Пойдем спать, — предложила я и взяла Джона за руку, как вдруг в глубине сада мелькнули качели. Появились и растаяли, словно голограмма с монитора, уплыли за сарай. Вот уж не думала свидеться через столько лет.
Когда здесь появились качели, Имо и Ивану было лет по пять. Семья Ивана купила в этом районе дом, сделала ремонт, и, по ходу дела, обзавелась еще одним сыном. Ивану не понравилась роль няньки. Все лето мальчишки провели у меня в саду, строили штаб на крыше сарая. В то время я вошла в роль и понимала свою родительскую функцию упрощенно: детей надо было накормить, намазать зеленкой и слегка очистить от грязи, чтобы они были похожи на человеческих детей, чтобы соседка не говорила, что у меня в огороде водятся черти.
Потом появились эти ржавые, скрипучие качели. Мне они не понравились сразу, но детей невозможно было оторвать. Однажды случилось то, что случилось: «оглобли» заклинило в верхнем вертикальном положении, и Иван, падая с высоты, стукнулся головой о перекладину. Я только успела вскочить со стула. Ребенок упал без сознания, но когда Имо подошел к нему, качели сорвались и стукнули его с такой силой, что сбили с ног. «Вот теперь точно конец», — подумала и не испугалась, потому что ничего более ужасного со мной уже не случится. Наступила полная анестезия чувств, но Имо поднялся сам, и помог отнести в дом Ивана.
— Индер, возьми инструменты и поднимись скорее, — попросила я.
Так Индер впервые ступил ногой на поверхность планеты, и, увидев на диване чужого ребенка, не понял юмора. Он так и сказал:
— Не понял юмора.
— Если ты врач и работаешь с людьми, должен знать клятву Гиппократа.
— Вообще-то я биотехник, — напомнил Индер, но Ивана осмотрел. — Ничего себе, — сказал он, — спускаться надо. Руками я ничего не сделаю.
Мы спустились, встали у стола вместе с Имо и с замиранием сердца смотрели, как биотехник, не знавший клятвы Гиппократа, голыми руками снимает человеческий скальп и отламывает куски разбитого черепа. Из достижений техники было использовано только поле, отодвигающее кровь от места операции. Прочее — личная наглость хирурга. Индер пользовался клизмой, спицей, столовой ложкой; пальцем выравнивал то, что оказалось примято. Он не сделал никакого волшебства. Разве что приготовил костную смесь для замазки пролома, которая тут же застыла. Он натянул скальп на место и вымыл голову спящему ребенку.
— Думаешь, проснется? — спросила я.
— Почему бы и нет? — ответил Индер. — Если не проснется, обратно принесешь.
Иван очнулся к вечеру на диване и удивился, что рядом нет мамы.
— Ты башкой ударился, — обрадовал его Имо.
Иван пощупал «башку». На ней не осталось и синяка. До приезда с работы его отца оставались минуты. Панчук-старший ехал мимо нас на машине, сажал на колени ребенка и давал крутить руль до дома. Так случилось и в этот раз. Иван вцепился в «баранку» и забыл обо всем.
— Господи, если ты есть, спасибо тебе, — сказала я им вслед, и вспомнила о своем сыне. Заглянула под рубашку, увидела там сочный фиолетовый синяк на все ребра, и мы опять пошли к Индеру.
— Иван не в первый раз избежал смети, — сказал мне Джон. — Над ним висит опасность всегда, но у него за плечами «ангел-хранитель». Если я скажу, когда ему быть осторожным, ангел уйдет от него. Наверно, я вообще не должен общаться с землянами. Наверно, мне действительно, не надо возвращаться на Землю. Сириус сказал, что поездка устроена для меня, а я не готов.
— Что еще он сказал?
— Что я могу все испортить. Ты знаешь, я могу.
— Слушайся Вегу, сынок, — сказала я. — Даже если мы наделаем глупостей, лучше, если отвечать за них будет Вега.
Глава 5. СУМАСШЕДШИЕ ПРИВИДЕНИЯ
— Кто из вас осмелится вообразить себе Бога? Кто смеет утверждать, что образ совершенного существа присутствует в его воображении? Любой из вас, глядя в зеркало, может не найти совершенства, но человек живет, чтобы меняться к лучшему. Бог не живет. Он существует, его бытие неизменно как сама вечность. Стоит ли ему заглядывать в человеческие души, чтобы видеть отражение несовершенства? Почему мы, имея дело с привычными ипостасями, несущими в себе дух Божий, утратили связь с создателем? Какой Он? — Сириус вопросительно развел руками. — Красив ли? Безобразен?
Аудитория закопошилась, предчувствуя подвох.
— Помогите же мне, Христа ради, узнать Его в толпе. Опишите мне Бога. Он трудолюбив и ленив. Он сентиментален и беспощаден. Определенно, у Него отменный аппетит, Он любит зрелища и веселье. Он влюбчив, ревнив, никогда не уверен в Себе и не любит признавать за Собой ошибок. Ну же… Откуда робость? Разве елейные лики икон льстят Ему больше? Не думаю, что Он пресытится лестью. Его настроение изменчиво, как и привычки. Он талантлив и малообразован, как все творцы. Он скрытный, лукавый интриган, который неуверен в Своей правоте, но хочет, чтобы вы были в ней уверены.
