Елена Федина - Завещание Малого Льва
— Ух ты! — сказала Ассоль, — это вот этим ты своих лежебок потчуешь?
— Когда как, — пожал он плечом, — им всё годится. Но после «розовой сирени» они лучше сочиняют. Особенно мне нравится, как Ракушка про планету Деревьев рассказывает. Ты слышала?
— Нет. А что она рассказывает?
— Была такая планета, сейчас на ней одни пески… зеленые пески. А раньше это была очень красивая планета. И жили на ней очень красивые люди, орниты. Они очень любили растения. У них всё делали растения. Здорово, правда? Никаких заводов, никакой рухляди, никакой этой ржавой дряни, — Йон пнул рельсу ботинком, он взял Ассоль за руку и повел дальше, к цехам, увлеченно продолжая, — деревья сплетали им дома, деревья были вместо компьютеров, деревья обеспечивали связь, деревья их кормили, а листья были посудой… деревья даже освещали тьму, они сияли, представляешь? И у деревьев была вот эта розово-сиреневая энергия, классно, да? Деревья любили орнитов, а орниты любили их. Им прекрасно жилось вместе. А почему бы им не жить? Я бы тоже не отказался ухаживать за садом, если он будет ухаживать за мной!
— А потом? Что-то случилось?
— Конечно, Рыжик. В этом несовершенном мире всегда что-то случается. Не может быть, чтобы всегда было хорошо. Вот нам сейчас хорошо?
— Ага. Мне здорово. Я уж и забыла про свои неприятности!
— Это от «розовой сирени». Она такая сладкая. А бывает, черт подери, и не сладко! Энергия кончается, выжрут больше, чем запасал — и привет. Жить неохота, в глазах черно, зубами скрипишь… да ты и сама знаешь, как это бывает.
Она это знала, но совершенно по другой причине. Ни с кем делиться она не собиралась, не имела такой благотворительной привычки. Но бывало, сильно напившись и обкурившись дряни в кабаке на Счастливой улице, просто не замечала, как ее облепляли присоски, и остановить их вовремя не могла. Потом ей хватало сил только нажать на кнопку браслета и позвать Эдгара. Как он ее ненавидел за это!
— Тебя свои так? — спросила Ассоль.
— Нет, — усмехнулся Йон, — чужие. Тут же всё поделено. Чтоб моих не трогали, приходится еще кое с кем делиться.
— А ты не боишься?
— Да привык уже. До смерти ведь не зажрали. И вообще — я парень любопытный, лезу везде, нарываюсь.
— А я тоже ничего не боюсь.
Рельсы кончились. Перед большими ржавыми воротами на раскаленном солнце стояла ржавая тележка. Ассоль запрыгнула на нее, болтая ногами и отколупывая при этом куски ржавчины своими ботинками. Она уже забыла думать, что там случилось с несчастными орнитами и их волшебными деревьями, ей хотелось уже другую историю. Про мальчика и девочку, которые одни на заброшенной планете.
— Скажи… а ты целовался когда-нибудь?
— С такими красивыми девочками — никогда, — улыбнулся Йон.
— А я красивая?
— Да. Очень. А еще ты славная.
— А хочешь… я тебя сама поцелую?
— А что… — сказал он, почему-то задумавшись, — это интересно: жара, ясное небо, развалины завода… они шли по ржавым рельсам, и он не знал, кто она, а она ничего не знала о нем. И в какой-то момент им показалось, что на планете больше никого нет. Так? И это была правда… — глаза его вспыхнули вдохновением, — потому что каждый имеет право хоть раз остаться на планете один. Ему выделяется для этого время. Это его время. Но он не захотел остаться совсем один. Он захотел остаться с ней…
— Йон, ты что? — оторопела Ассоль, — мне не нужна твоя история! Давай по-настоящему поцелуемся!
— Она была очень красивая, — сказал он, как будто не слыша, — ее нельзя было не любить, и она это знала. А еще она любила приключения…
— Ты что, не понял?!
— Понял, — пожал плечами Йон и покатил тележку вместе с ней по кочкам, — ты молодец, мне нравится начало… они поцеловались. Почему бы нет? А потом они нашли космический корабль. Он всю жизнь искал какой-нибудь корабль, ему было тесно на этой унылой планете… и он всю жизнь мечтал увидеть Сияющую рощу орнитов…
— Вы все тут ненормальные, — обиделась Ассоль. — Хватит! Остановись! Что ты болтаешь!
Йон остановился. Тележка брякнула. Глаза его стали вдруг серьезными и холодными.
— Она была принцесса, — сказал он жестче, — хоть она об этом и забыла ненадолго. Просто они были одни на всей планете: она и он. Так иногда случается. От одиночества тянет друг к другу. Но любила она не его, а своего брата, сказочного героя с синими глазами… — Йон сосредоточенно сощурился, — он у тебя уж совсем какой-то идеальный: красивый, сильный, добрый, терпеливый… нравишься ты ему очень, Цыпленок, но он далеко, туннель какой-то роет на планете Ветров… И еще что-то вам мешает…
— Дурак, — сказала Ассоль, потому что от полного шока вообще не знала, что сказать.
— Да нет, — ответил он спокойно, — просто не хочу привязываться.
Она долго не знала, что сказать и стояла, растерянно моргая глазами. Почему-то вдруг всё оказалось так непросто. Это не Пьелла, это Наола, и аппиры здесь совсем другие.
— Как ты узнал?..
— Ты же сама сказала, что ты принцесса.
— Про Льюиса я тебе ничего не говорила!
— Ничего я не знаю про твоего Льюиса, — вздохнул Йон, — это называется «вдохновение». Оно просто приходит и уходит.
— Это не вдохновение. Это информация!
— Называй, как хочешь, — усмехнулся он, — какая нам разница? Всё равно мы из подвалов не вылазим.
— Я… я думала, вы всё сочиняете.
— Сочиняем… когда «вдохновения» нет, а когда приходит «вдохновение», просто знаем.
— А про орнитов? Это правда или нет?
— У Ракушки спроси. Это ее фантазия. Но нам, по большому счету, без разницы, где выдумка, а где реальность, лишь бы интересно было. Я только влюбляться в тебя не хочу. Я привязчив, ты исчезнешь… зачем мне это надо?
— А ты про меня уже всё знаешь?
— Нет, конечно. Вспыхнуло и погасло. Я даже не знаю, откуда ты взялась. Ума не приложу.
— Расскажу как-нибудь. Всё равно не поверишь.
— Ладно, — пожал он плечом, — как-нибудь.
Они снова шли по рельсам, он по одной, она по другой, иногда оступаясь и упираясь подошвами в острую щебенку.
— Скажи… а он женится на мне?
— Кто?
— Льюис.
